Он выбрался из толпы, обходя изрывшие дорожное полотно воронки, приблизился к тротуару, где лежали убитые. Навел камеру на неловко подогнувшего колени мужчину — гражданского, если судить по одежде, чье лицо закрывала норковая формовка. Несколько тел валялись на дороге, вблизи воронок. Там, где их застала смерть.
Тягуче стонала пожилая женщина. Рейтузы на коленях были разорваны, торчали перебитые кости и порванные сухожилия, хлестала кровь.
Загудел приближающийся грузовик. Ополченец в милицейской длиннополой шинели выбежал ему навстречу, замахал руками. Перетолковав с шофером, он откинул борт и вскарабкался в кузов.
— Тащите сюда убитых! — гаркнул оттуда собравшимся.
Трупы поднимали за руки, за ноги, несли к машине и, раскачав, забрасывали наверх, как мешки. Пачкаясь в крови, ополченец цеплял их за ворот, оттаскивал к кабине.
— А ты чего стоишь? — спросил Якушева мужик в кожаной куртке. — Давай этого…
Превозмогая брезгливость, Якушев взялся за обезглавленного чеченца, лежавшего в шаге от воронки. Стараясь не вдыхать мутящий запах, помог донести до грузовика. Передав тело ополченцу в шинели, отошел за машину, справляясь с приступом тошноты.
— А старуху забыли? — крикнули из кузова.
— Да она русская!..
— Пусть Ельцину скажет спасибо…
— Несите сюда!
Ему подчинились, и женщину переложили в машину. Ополченец вскользь оглядел ее раны, стащил с приклада жгут и охотничьим ножом перерезал пополам. Обрезками крепко перетянул ноги выше колен.
Спрыгнув на асфальт, поднял борт, набросил на крючья цепь.
— Поедешь с ними, — приказным тоном сказал он Якушеву.
Тот подчинился и полез в кабину.
Городская больница была в пятнадцати минутах езды. Подрулив к крыльцу, шофер выключил двигатель и посмотрел на Якушева.
— Ищи санитаров. Пусть забирают трупы.
Он вошел в дверь, где висела табличка «Приемный покой». На расставленных вдоль стен стульях сидели четверо пациентов.
— Я убитых привез, — обращаясь сразу ко всем, сказал Якушев. — Не знаете, куда…
— С торца вход в морг, — ответил ему рыжебородый мужчина, чья левая рука покоилась на перевязи.
Еще у входа он почувствовал специфический запах разложения. Якушев достал носовой платок, закрыл им нос и спустился в подвальное помещение. Внизу зловоние усиливалось, платок уже не помогал.
Он попал в отделанную кафелем каморку, где стояли у стены носилки с расплывшимся на матерчатом ложе пятном. Тошнота подкатила к горлу.
— Чего тебе? — вышел из закутка санитар, который с запахом, видимо, уже свыкся.
Он, как ни в чем не бывало, дымил папиросой, с усмешкой глядя на бледного лицом Якушева.
— Я трупы доставил.
— Ну так тащи их сюда. Думаешь, они мне нужны? Все завалено жмуриками, девать некуда. Света нет, холодильники не работают…
— У меня еще раненая, надо к врачам… Не заберете, выгружу прямо перед крыльцом.
Угроза, как ни странно, возымела успех. Санитар заглянул в закуток, позвал напарника, а Якушев вылетел на воздух, зашел за угол и, держась за стену, опорожнил желудок.
Сплюнув горькую слюну, обтер платком рот, скомкал в карман.
Водитель возился в кузове.
— Бабка живая? — подойдя, спросил репортер.
— Живая… Только ног-то у нее, вроде, тю-тю…
Они спустили ее на землю. Женщина охала, тупо смотрела мимо.
— Старая! — затряс ее за плечо шофер. — Слышишь меня? Держись за шею. Крепче!..
Посадив бабку на руки, понесли в приемный покой.
В коридоре врач в несвежем халате и накрахмаленной шапочке осматривал ожидающих приема раненых.
— В операционную! — ему хватило беглого взгляда.
Старуху положили на хирургический стол, из-за ширмы выпорхнула медсестра, легкими касаниями ощупала раздробленные колени, ослабила правый жгут. Алая струйка обрызгала ей халат.
Промокнув рану тампоном, сестра бросила его в обычное эмалированное ведро, до верха забитое окровавленными бинтами и марлечками.
У Якушева откровенно подгибались ноги, когда он отходил от стола.
— Выйдите! — рявкнул на него хирург, держа за кисть пациентку. — Немедленно.
Он ушел на крыльцо, сел на холодный бортик парапета. Через двор к подвалу уходили санитары с носилками, с которых свешивалась рука. Водитель уселся за баранку и посигналил.
— Езжай! — махнул ему Якушев.
Он еще долго сидел на крыльце, стирая с ладоней засохшую чужую кровь…
Карима завели в процедурную, усадив на кушетку. Он с недовольством на лице отстранился от Руслана, помогавшего сесть поудобнее, буркнул: