…Люврье как-то в разговоре обмолвился, что неплохие подвалы есть во дворце Дудаева. Конечно, там опасно. Войска стремятся во что бы то ни стало завладеть им, обстреливают денно и нощно из всех калибров, забрасывают глубинными бомбами, которые имеют свойства разрываться не сразу, а предварительно проломив своей массой несколько этажей.
Это минусы. Но в каждом минусе есть свой плюс. Именно во дворец, где засел штаб мятежников, стекается вся информация о положении в городе. Именно во дворце проводят свои пресс-конференции генерал Дудаев и полковник Масхадов. Именно там, следуя приказам министра по делам печати Удугова, журналистам выделяют охрану, чтобы они могли беспрепятственно работать на подконтрольной боевикам территории Грозного…
Якушев свернул во дворы, рассчитывая переночевать в пустующей квартире. Хотя и в этом имелся свой риск. Ночами по домам шарили банды мародеров.
Проходя мимо панельного дома, Якушев заметил свет, пробивающийся из неплотно завешенного подвального окна.
Подвал был обжит. Мигала под стеклянным колпаком «летучая мышь», висевшая на крюке над кухонным столом. Крохотный ее фитилек не в силах был полноценно осветить бетонный склеп, и Якушев не сразу различил в могильных потемках кровать у стены, на которой кто-то лежал, застеленные тряпьем раскладушки, сумки, составленные в углу.
— Не помешаю? — обратил он на себя внимание он.
К нему подбежал мальчик не старше лет десяти.
— А вы кто? — с недетской серьезностью посмотрел на незнакомца.
— Журналист.
Ответ предназначался не столько мальчишке, сколько ждавшим в молчании взрослым.
— Мне бы только переночевать.
— Ночуйте, нам места не жалко, — разрешил малец. — А это что у вас?
Якушев снял с шеи фотоаппарат.
— На. Только не урони!
Заполучив камеру, он повертел ее в руках и вернул назад.
— Не надо. Дорогая, наверное. У меня тоже раньше такой был. До войны. Правда, мама?
Возившаяся у стола женщина с подобранными в пучок волосами, обернулась.
— Правда… Ночуйте, если больше негде. Только у нас все занято, придется на полу.
— Я непривередливый.
Вблизи он смог лучше разглядеть обитателей подвала. Их было пятеро, по каким-то своим причинам не ушедших из осажденного Грозного.
— Васильевы. — Поздоровался с Якушевым худощавый парень, не отходивший от кровати с беременной женой. — У Алены была угроза выкидыша. До тридцатого лежала на сохранении, потом, когда начался весь этот сыр-бор, забрал домой. Мы жили в девятой квартире. Как раз в подъезде над нами.
Алена, лежавшая в верхней одежде под стеганным ватным одеялом, улыбнулась и взяла его за руку.
— Врачи ставили срок на конец января, но боюсь, не доходит. У нее и до войны здоровьишко слабое было… А с таким животом дальше двора не уйти. Вот дождемся, когда родит…
— Не долго теперь ждать, — она приподнялась на подушках, бережно придерживая огромный живот.
Мерцание фонаря выхватывало из тьмы ее бледное лицо, заостривший нос, выпуклые глаза, в которых отражался огонь.
— Здесь нормально. Не так опасно, как наверху. Сегодня вот только… сильно бомбили…
Она ойкнула, прижала ладонь в животу и повернула к мужу излучающее счастье лицо.
— Толкается маленький. Футболист… Врезал мамке.
— У нее боли вчера начались, — сказал на ухо Якушеву парень. — Хотел за врачом сбегать, носа не высунешь. До проспекта минут двадцать добирался. Пережду налет, дальше. Начинают стрелять, прячусь.
— Ты больше не ходи, — услышав его, Алена подняла голову. — Я и так… сама. Убьют, куда мне деваться?
— Тем более, что больницы уже нет.
— Как? — вырвалось у парня.
— Там бои тяжелые. По слухам, даже раненых эвакуировать не успели. — рассказывал Якушев. — Сначала вроде как войска заняли, потом пришли боевики, потом снова войска… Настоящая каша, словом.
— Петя, послушай меня. — Молодая женщина сжала руку мужа. — Ты не бойся. Я сильная. Я смогу… Мне только за ребеночка страшно. Он же все чувствует, все видит моими глазами. Хоть бы на нем этот кошмар не отразился.
— Ты, главное, роди, — он наклонился к беременной, погладил по волосам. — Я все сделаю!.. Любую лазейку найду, но вытащу нас отсюда. Ты верь мне! Я обязательно нас вытащу.
— Попить бы…
Питьевой воды не было. Колонка, как узнал Якушев от Петра, давно не работала. Воду ведрами обычно приносили с Сунжи, набирая прямо из проруби. Но это в прежние, относительно спокойные, без обстрелов, дни. Сегодня идти к реке форменное самоубийство.
— Что-нибудь придумаем, — подала голос мать мальчишки, орудуя у стола.