— Не нужно. Я все понял, Тарджент, — великодушно перебил я. — Нет, конечно, вы ничего не выдумали. Вы вовсе не обязаны были принимать мои слова на веру, впрочем, не верить ни одному моему слову вы тоже не должны были. Но мне хорошо известно, в чем состоит ваша работа. И я понимаю, что вы просто старались выполнить ее наилучшим образом.
— Такое дело, как это, — он покрутил головой, — когда кто-то с самого начала старался повесить всех собак на того парня… Трудно даже представить себе, верно? То есть даже теперь, когда все наконец выяснилось, как-то не верится…
— Ну, если вам от этого будет легче, могу сказать, что то, как вы взялись расследовать это дело, мало чем отличается от того, что я сам сделал бы на вашем месте.
По-птичьи склонив голову набок, он с любопытством покосился на меня.
— В самом деле?
Наступил час моего триумфа — лучший из всех трех дней, которые я проторчал в тюрьме. Сколько же времени я предвкушал его! Но при этом с каждым часом презирал себя все больше.
— Понимаете, Тарджент, — проникновенно сказал я, — у вас перед глазами было столько улик, свидетельствующих против меня, что вы попросту закрыли глаза на все, что говорило в мою пользу. И других возможностей просто не желали видеть. Вам очень хотелось, чтобы я оказался убийцей, верно? Я ведь не понравился вам с первого взгляда, так? И вы мечтали упрятать меня за решетку. Ну как, угадал? Впрочем, примерно так же было и у меня с Алексом Джефферсоном. Я тоже с первой минуты стал их подозревать — и его, и его сына. Решил, что они виновны, просто потому, что они мне не нравились. Я поступил так же, как и вы, вместо того чтобы доискиваться правды, принялся искать доказательства их вины. И даже ненавидя вас за то, что вы подозреваете меня, за то, что вы действуете в отношении меня точно так же, как я сам, я продолжал разыскивать факты, говорящие о том, что заварили эту кашу Алекс Джефферсон и его сын. Что ж, у вас передо мной было преимущество — вы по крайней мере можете гордиться тем, что пытались засудить еще живого человека, потому что у меня и этого не было.
Все то время, пока Тарджент сбивчиво бормотал, пытаясь объяснить мне, что он не так уж виноват передо мной, он старательно избегал смотреть мне в лицо. Но при этих словах он уставился на меня во все глаза. Долгое время ни один из нас не знал, что сказать. Мы оба молчали. В конце концов он поднялся из-за стола.
— Поезжайте домой, Перри. Да, поезжайте домой.
Эми и Джо нетерпеливо поджидали меня у ворот тюрьмы. Заметив меня, Эми выскочила из машины и помчалась навстречу. Подбежав, она бросилась мне на шею, а я, подхватив ее на руки, крепко прижал к себе и в первый раз за все эти дни по-настоящему понял: все, конец. Самое страшное уже позади. Она тут, со мной, в безопасности, и мы наконец вместе. А Томми Гальончи, Пол Брукс и все остальные пусть катятся ко всем чертям. Они могли причинить нам много вреда, но, к счастью, оказались бессильны это сделать.
Когда Эми наконец высвободилась из моих объятий и отстранилась, я заметил, что в ее глазах стоят слезы, которые она изо всех сил старается сдержать.
— Ну наконец-то! — выдохнула она.
— Угу, — согласился я. — Чертовски длинные выдались выходные! Кстати, и условия проживания тут у них так себе, про удобства я уж и не говорю — по сравнению с тюрьмой в Индиане эта просто ночлежка!
— Напиши путеводитель, — посоветовал подошедший тем временем Джо. — Что-нибудь вроде «Советы опытного путешественника: пятьдесят тюрем Среднего Запада».
Он потряс мне руку, а потом услужливо распахнул передо мной дверцу машины, точно я был какой-то приезжей знаменитостью, решившей на пару дней заглянуть в их захолустный город.
— Ну а где красная ковровая дорожка? — брюзгливо осведомился я.
— Обойдешься, — хмыкнул Джо. — Можно было, конечно, и красную дорожку постелить, но я решил, что тогда уж копы точно взбесятся. Представляешь себе их физиономии, если бы я явился сюда с ковровой дорожкой и раскатал бы ее до самых ворот тюрьмы?
Но я не спешил забраться в машину. Повернувшись к Эми, я заглянул ей в лицо.
— Как ты, в порядке? Ничего не…
— Со мной все нормально, — перебила она. — Настолько, насколько это вообще возможно. Все чудесно, Линкольн, правда.
— Знаешь, когда я увидел тебя в том трейлере… увидел, что ты жива… — Горло у меня перехватило, и я замолчал.
Мне было трудно. Эми отвернулась, стараясь не смотреть на меня, но я и без того догадался, о чем она думает. Собственно, это было нетрудно — мы оба думали об Энди Дорэне, о том, что он все-таки успел выстрелить первым и остановил Гальончи, когда тот, распахнув дверь трейлера, с дробовиком в руках ворвался внутрь, чтобы убить Эми.