— Да-а-а, это я.
— Ужасно звучит, — фыркнула Апола. — Я буду называть тебя Даниэль.
Гато действительно не приходилось скучать этот месяц. Хоть брат с сестрой и казались на первый взгляд разными, но вкусы во многом у них совпадали. И если бы Гато остался с кем-нибудь из них один на один, то, возможно, у него бы получилось противостоять их уговорам прыгнуть с парашютом, и со скалы в бурлящую реку, и с верёвкой с многоэтажки. Но выказывать страх и недовольство, когда на тебя смотрят две пары испытующе ехидных чёрных глаз, было даже как-то неприлично. А о том, что они показали ему каждую улицу и закоулок в Барселоне, можно и вовсе умолчать. Но не экстрим и острые ощущения заставляли его удивляться каждому новому дню.
Ему казалось поразительным, как они с Аполой подходили друг другу при столь большой внешней разнице характеров. Он играл на гитаре, а она танцевала, и совершенно неважно, что где-то сбоку хрипло подпевал Факундо. Гато сомневался и боялся, а Апола подталкивала его и подбадривала уверенно сказанными фразами о том, что среди парашютистов смертность крайне низка. Она раз за разом повторяла (пытаясь в очередной раз устыдить непробиваемого Факундо), какой он молодец, что стал вегетарианцем, и он от гордости и самодовольства был похож на перезрелое красное яблоко, которое в тот момент жевал.
— Сегодня, друг, мы идём смотреть на кастели, — в один прекрасный день сказал Факундо. Гато с укоризной посмотрел на него.
— Знать бы ещё заранее, что это такое.
— О-о-о, — таинственно протянул испанец, — в этом-то и дело. Будет эффект неожиданности.
Сначала Гато ничего не мог понять, когда группа людей, одетых в одинаковые костюмы, стала собираться в некое подобие круга. Но когда на их плечи начала забираться вторая группа, его глаза полезли на лоб.
— Кастели — это башни из людей. Излюбленное зрелище в Каталонии, — объяснила Апола.
— Да они ненормальные, — только и мог вымолвить Гато, наблюдая, как на второй этаж из людей забирается третий.
— А вон там наш папа! — крикнул Факундо и, как ни в чём не бывало, помахал храброму родителю рукой.
Когда же на самый верх высоченной башни из четырёх этажей стал забираться малолетний ребёнок, Гато схватился за волосы.
— Куда же смотрят родители!
— Да вот они, в самом низу стоят, — спокойно ответил Факундо. — Я их знаю, это наши соседи.
— Психи! — завопил Гато и повернулся к смеющейся Аполе. — Что смешного?
— Просто твои переживания забавны. А я бы поучаствовала в этом.
— Я бы тебя не пустил, — ляпнул Гато и тут же прикусил язык. Позже, когда представление закончилось, к счастью, без инцидентов, эмоции Гато поутихли, а Факундо болтал по мобильному с очередной пассией, Апола осторожно спросила.
— Почему ты сказал, что не пустил бы меня?
Гато поразмышлял несколько секунд, тщательно подбирая слова для ответа.
— Просто это очень опасно. А Факундо слишком безбашенный, чтобы это понимать.
— Ты волнуешься за меня?
Гато ответил не сразу. Он замедлил шаг, внимательно посмотрел на всё ещё болтающего по телефону Факундо, потом отвернулся в сторону — к яркому апельсину солнца, распространявшему свои сочные лучи по крышам города, прощаясь до утра.
— Вы постойте тут, я зайду за пивом! — махнул рукой Факундо и скрылся в магазине. Апола фыркнула, но возражать не стала. Не вредные привычки брата заботили её сейчас по-настоящему.
— Я… не знаю, как сказать, — отчаянно тихим голосом сказал Гато и устало посмотрел на улыбающуюся Аполу.
— Действия важнее слов, — ответила она и поцеловала дрожащего от волнения парня, в ту же секунду понявшего, что по уши влюбился.
Факундо воспринял новость об их союзе не просто положительно. Он предложил отметить это где-нибудь в весёлом месте, что новоиспечённая парочка восприняла крайне негативно.
— Это тебе не свадьба, — возразила брату Апола на фоне согласно кивающего Гато. Но у него были на то свои причины: разномастные празднования предполагали наличие гостей в виде Факундо и прочих, а ему хотелось больше времени провести с Аполой. Ведь вместе им осталось побыть всего каких-то три недели.
Сумасшедшая идея — заводить роман с человеком из другой страны, когда знаешь точно, что чаще чем раз в год приезжать туда не сможешь. Это похоже на добровольное заклание своей головы на плаху, потому что осознаёшь, на какие мучения себя обрекаешь, если по-настоящему привязываешься к человеку. Но Гато об этом не думал в тот момент. Апола, вероятнее всего, тоже. Чувства, что вспыхивают в самом начале знакомства, самые безрассудные. И когда эта волна начинает сходить, а на смену ей приходит более спокойная и уверенная, у самого подножия её просыпается желание искренности — желание быть до конца откровенным с тем, с кем делишь свою душу.
— Когда ты спрашивала меня о моей семье, — робко начал Гато, держа Аполу за руку, когда они сидели в номере отеля, где он остановился, — я сказал тебе, что живу только с матерью. Это правда. Но именно по этой причине я и приехал в Барселону.
Апола удивлённо раскрыла глаза и усмехнулась.
— Хочешь найти своей маме горячего испанского мачо?
— Нет, что ты, — засмеялся Гато и тут же погрустнел. — Дело не в этом… Это длинная история.
— Но я так понимаю, что ты начал об этом говорить, потому что хочешь рассказать, — Апола понизила голос и сильнее сжала его руку. Гато вздохнул, собираясь с мыслями.
— Когда моя мама училась на втором курсе испанистики, к ним на факультет приехал молодой преподаватель. Для преподавания языка его носителем, так сказать. Мама всегда говорила, что студентки были от него без ума: красавец, блондин, высокий, да ещё и испанец. За ним был шлейф из девушек, куда он ни шёл. Но повезло только маме. Он обратил на неё внимание, она потеряла голову, и у них закрутился роман. Он длился почти весь учебный год, пока не закончилась сессия, а у того испанца — договор. Они с мамой поговорили и поняли, что продолжать такие отношения не имело смысла. Хотя мама не раз утверждала, что готова была ради него хоть на край света уехать, но он дал понять, что ему это было не нужно, и она не стала перечить. А через месяц после его отъезда…
— …узнала, что беременна, — догадалась Апола, и Гато печально улыбнулся.
— Похоже на завязку латиноамериканского сериала, не правда ли? Она не стала его искать, ни одной попытки не предприняла за всё это время. И всё, что она сейчас знает о нём, это то, что его зовут Хорхе Фуэнтес и живёт он в Барселоне.
— А его фото есть?
— Да, у меня с собой, — кивнул Гато и открыл свой чемодан. На фотокарточке стандартного размера было потерявшее контрастность чёрно-белое изображение беззаботно улыбавшегося мужчины с растрёпанными светлыми волосами, в посеревшей, но бывшей когда-то белоснежной, рубашке и с перекинутым через плечо чёрным пиджаком. В глаза Аполе сразу бросилось потрясающее сходство с Гато, особенно в улыбке.
— Я приехал сюда, чтобы найти его и поговорить. Но… нашёл нечто более важное и ценное.
Апола непонимающе посмотрела на него.
— Тебя, — обнимая девушку за плечи, выдохнул Гато. — Я его никогда не знал и хотел посмотреть на него, узнать, познакомиться. Но зачем он мне, когда он даже не знает о моём существовании? Зато есть ты. И ты — продолжение меня, лучшее моё продолжение.
Он порывисто обнял её и прижал к себе, тихо шепча нежности и признания. И не знал, что в хитрой голове впечатлительной испанки уже родился тайный план.
Одна неделя сменила другую, и уже приблизился срок отлёта. Факундо начал грустить, всё чаще говоря вслух о том, что Аполе будет плохо, что она начнёт скучать и грустить, и он сам не справится с её депрессией. А сама же Апола грустить, кажется, не собиралась: она чаще стала пропадать вне дома, не говоря ни слова, куда ушла, несмотря даже на постоянные обиды Гато по этому поводу. И в день перед отлётом, когда чемоданы были уже наполовину собраны, она пришла к нему в отель — взбудораженная, со странной улыбкой на лице.
— Хорошо, что ты пришла, — буркнул всё ещё обиженный Гато и потянул Аполу за руку, заставляя присесть на постель. — Я хотел обсудить с тобой кое-что очень важное, о чём ты пока мне ни слова не сказала. Дело в нас…