— …И вообще, моя усталость была не из-за танцев, — продолжал гнуть своё Тим. — Сегодня в школе день тяжёлый был, и я ещё на маминой тренировке был вялый. Мам, скажи.
— Это правда, — живо кивнула Ева, отчего тонкая прядь золотистых волос выбилась из высокой причёски и упала на лоб. Женщина хорошо знала своего мужа: когда тяжёлая артиллерия уже не срабатывала, надо было переключаться с нападения на самозащиту, и охотно помогала в этом сыну.
— Отговорка устарела три ссоры назад, — проворчал Эдуард и хлебнул остатки чая из чашки. — К тому же с каждым днём эта тема становится острее. Понимаешь, почему?
Мозг Тима, изведённый из-за препираний, плохо соображал, что имел в виду отец, хотя в глубине души догадывался.
— Тебе университет выбирать со дня на день.
Слова прозвучали громом в голове Тимофея. Только не это. Он мог бесконечно оттягивать выбор между двух видов спорта до тех пор, пока отец не затрагивал трепещущую тему, которая одним своим существованием говорила о том, что выбор сделать всё-таки нужно. И теперь воротить носом не получится. Ему придётся. И время тает с каждым днём, часом, минутой.
— И какой выбор стоит? — надменно спросил Дюша на следующий день во время перемены, педантично разглядывая идеально наточенные ногти. Тим фыркнул.
— Ты же знаешь, — недовольно сказал Тим. После вчерашнего приговора отца сегодня раздражало всё. — Либо в Лесгафт на «зимние», либо в ГУП на хореографию*.
— А так ли обязательно делать жёсткий выбор? — озадаченно пожал плечами Дюша. — Ты можешь пойти в Лесгафт и продолжать заниматься танцами, либо пойти в ГУП и играть в хоккей в качестве факультатива.
— Этот номер не пройдёт, — мрачно пробубнил себе под нос Тим, бездумно листая учебник по физике: уже как три минуты он тщетно пытался найти заданный на дом параграф, но попытки рушились уже на изначальном этапе — парень попросту не помнил её название и номер. — Моя проблема как раз в том, что меня заставляют сделать выбор в пользу одного.
— Но ты уже взрослый человек, — недоумевал Дюша, параллельно наводя порядок на своей половине парты. — Пойди на компромисс.
— Какой?
— Такой, который я предложил только что, — напомнил Дюша тем тоном, каким говорят уставшие доказывать правильность своего мнения люди. — Это же гениально, ты не согласен? Технически, когда ты выберешь в качестве специальности хоккей или хореографию, то ты и делаешь выбор в пользу одного, но на практике продолжишь работать над обоими. Твои досточтимые родители не имеют права возмутиться. И в конце концов, — цокнул Дюша, методично приглаживая волосы на голове, — на хоккее у тебя — противный Скворцов, а на хореографии — лапочка Лера. Я бы не раздумывая сделал выбор в пользу второго.
Словно вспомнив о присутствии партнёрши в этом же классе, Тим повернулся через плечо. Фигура Леры, тонкая и подтянутая, темнела у окна, где девушка, вдали от коридорного шума, повторяла заданный на дом материал. Заметив боковым зрением, что кто-то на неё смотрит, она повернулась и, увидев Тима, улыбнулась и помахала ему. Тимофей, смутившись, сделал ответный жест. То, что партнёрша по танцам вызывала симпатию у Тима, давно не было секретом ни для него, ни для Дюши. Непонятно только, насколько это было известно ей самой.
Настроение резко ухудшилось, как только на горизонте замаячил Скворцов. С самоуверенной улыбкой он вошёл в кабинет, кинул рюкзак на свою парту, одновременно с этим бросая презрительный взгляд на Тима и Дюшу, которые отвечали ему взаимностью, и подошёл к окну.
— Лера! Солнце, тебе совершенно противопоказано стоять!
— Это почему? — недоумевала Лера и повернулась к однокласснику, прижав учебник к груди.
— Ну как же, — пожал плечами Скворцов, — сразу видно, какие стройные и красивые у тебя ножки! Не боишься, что весь класс попадает от восторга рядом?
— Лёш, ты мешаешь, — мягко проигнорировала вопрос капитана молодёжной хоккейной команды девушка и вернулась к повторению параграфа. Тот только поднял руки вверх, показывая, что сдаётся перед её очарованием, и попятился к своему месту. Тим, следивший исподлобья за неудавшейся картиной флирта, и не заметил, как начал кусать губы. Почти сразу, как Скворцов сел на своё место и Тим отвернулся, пронзительно заверещал звонок на урок — почему-то воспринимавшийся как набат, в отличие от того, что звучал после окончания занятия, хотя сам звук был один и тот же. Дюша пихнул Тима локтем в бок и полушёпотом предостерёг его:
— Будь бдителен, мой друг, иначе партнёршу твою уведут на следующем танце.
— Кто? Скворцов? — захрипел Тим и подавил невольный смешок. — Лера с этим зазнайкой никогда не будет водиться.
Дюша лишь пожал плечами, как бы говоря, что время покажет. И оно в самом деле показало многое…
В конце марта Тима ждали два масштабных события: сражение на льду против молодёжного клуба Москвы и соревнование по латинским танцам. Оба состязания были назначены в разные дни, поэтому переживать, казалось, было не о чем. До одного дня.
— В общем, — не особо озадаченно начал вещать Эдуард Тихонович в конце одной из тренировок в марте. — У москвичей там накладка небольшая произошла из-за травмы ведущего вратаря, поэтому матч переносится на десять дней. Так что, бравые молодцы, у вас есть дополнительное время на подготовку.
Пока товарищи по команде начали выкрикивать беспокоившие их вопросы, перебивая друг друга, Тим сидел и смотрел прямо перед собой, не замечая ничего. Переносится на десять дней. Это означало, что матч назначен в тот же день, что и соревнования по латинским танцам.
Тимофей схватился за голову и растрепал волосы. Вот он — страшный момент выбора. «Решайся же!»
— Тим? — вкрадчиво и осторожно спросил отец, подойдя к нему и кладя тёплую ладонь ему на лоб. Об их родственной связи знали все, но выставлять это на показ считалось Марцинкевичем-старшим моветоном. Однако увидев, что сыну стало буквально на глазах плохо, он мгновенно оказался рядом и устремил на чадо беспокойный взгляд. — С тобой всё хорошо?
— Да… Нет. Пап, поговорим дома?
Он не стал подбрасывать в воздух монетку, как иногда советовал Дюша. Не стал писать желания на помятых клочках бумаги и вытаскивать один из них не глядя. Не стал доверять столь важное решение провидению. Просто, когда все домашние собрались на кухне, выдохнул и сказал:
— Я выбираю танцы.
Что было после, Тим не особо помнил, потому что плохое быстро забывается. В память врезались лишь сочувствующее лицо Вени и беспокойные глаза матери, которая хоть и была польщена, но понимала, как тяжело это решение далось сыну. Эдуард рвал и метал, крича, что у него не дочь и сын, а две дочери, что топтаться на сцене в блестящих нарядах, вертя бёдрами, не пристало настоящему мужчине, что все танцоры — гомосексуальны, и прочую ерунду и чушь, которая только может прийти в голову разъярённому родителю. Но Тим выдержал это стойко. И понимал, что принимал это решение не из-за матери или отца. А из-за Леры.
Однако и на этом испытания не закончились. В самый день соревнований, когда Тим, аккуратно сложив форму хоккеиста «Динамо СПб», собрался на соревнования в совсем другом конце города, ему позвонила мать.
— Мам, давай быстрей, я в метро спускаюсь, — быстро проговорил Тим, завидев издали приближающийся поезд.
— Тимочка! — звенел надрывный голос Евы в трубке так звонко, что Тим даже поморщился. — Не будет сегодня у вас с Лерой соревнований…
— Это почему? — мгновенно напрягаясь, спросил Тим. В голове — тысячи мыслей, включая самые мрачные.
— Леру увезли на скорой — аппендицит сегодня утром схватил. Мне её мама только десять минут назад позвонила, сказала, что операцию срочную сделали. Тимочка, мне так жаль…
Ева плакала в трубку. Она не говорила больше ничего, но знала, что на душе у сына сейчас — полный раздрай. Да такой, что впору под поезд броситься.
От депрессии спас как всегда вовремя появившийся Дюша с предложением пойти и развеяться. Куда могут пойти и развеяться два подростка семнадцати лет — было не совсем понятно, но Тим и не задавал никаких вопросов. Ему было всё равно. Отец не раз говорил: за двумя зайцами погонишься… И был тысячу раз прав. Только не умудрённое жизненным опытом сердце не слушало.