— Спокойной ночи.
Опять эти картины поплыли в его мозгу… Бомбардировщик приземлился, и парнишка-пилот накренил крыло, чтобы убедиться, вышло ли шасси. А он, Датчер, шел с толстой женщиной в костюме, отороченном мехом рыжей лисицы, на мексиканский ипподром. Там каждая дорожка загажена крысами; самой молодой беговой лошади не менее девяти лет от роду; там эти люди из Голливуда, в ярких шарфах, в темных очках на носу и в туфлях из оленьей кожи, вместе со своими агентами и красотками — победительницами еженедельного конкурса красоты, азартно проматывают свои громадные, так легко доставшиеся им деньги на этой пыльной мексиканской жаре, толкуя только о сексе и о долларах и бесконечно повторяя: «Колоссально, потрясающе! Он в этом году на высоте, он стоил „Метроголдуин“ целый миллион!» Идет война, и она ведь касается и этих праздных, беспечных, фривольных людей, — на их головы не падают бомбы. «Я останусь здесь, в Голливуде, — думал Датчер, — если только смогу вынести это свое творение — „Убийство в полночь“ — и все будущие „Убийства“. Не хочу больше писать книги! Честная книга — это всегда нелицеприятная критика. Зачем мне терзать себя, критиковать этот бедный, развратный, безумный, разрываемый на части, переживающий агонию мир? Позже, критика — позже…» Разносчики газет завывают на улицах у отеля.
«Вот он я, — думал Датчер, — здесь, в отеле, далеко от дома, в компании с умирающей нелюбимой девушкой, одураченной на час, и киносценаристом, — он бродит от одной студии к другой, словно беженец, регулярно, неделя за неделей, и на лице его явное выражение нищего, выпрашивающего не милостыню, а работу, — и с этой гадалкой по руке — ее можно купить на ночь за три дешевых комплимента и десять минут замысловатых намеков. Непостоянный, ревнивый, законченный эгоист, подвержен настроению, успех в будущем не грозит, линия жизни короткая…»
«Англия! Англия!» Мальчишеские голоса, дрожащие на ночном ветру, слабо доносились до него через окно.
«Мне стыдно за себя, — размышлял он. Я встречаю трагический час мира в скорбном и комическом наряде. Пришло время для какой-то благородной и потрясающей акции. Но кто поручит мне благородную и потрясающую акцию?»
— Мне хотелось бы обратиться к Европейскому континенту, — произнес он вслух.
— Что ты сказал? — прошептал Макамер.
— Так, ничего. — Датчер натянул одеяло до подбородка. — Знаешь, что я собираюсь сделать?
— Ну?
— Жениться. У меня будет жена, и я буду жить на ферме, выращивать кукурузу, пшеницу и виноград, наблюдать, как зимой падают хлопья снега, и резать свиней; во всем следовать временам года. На какое-то время мне хочется стать вовлеченным в вечное движение жизни.
— Ясно, — откликнулся Макамер. — А мне только что приснилось, что Мервин Лерой предлагает мне работу. Не так уж плохо, не так уж плохо, очень плохо… — И умолк.
— Следовать временам года… — повторил Датчер, пробуя на вкус эту фразу. — Следовать временам года…
Закрыл глаза — и тут же увидел опять: бомбардировщик замер на месте, парнишка-пилот выскочил из него, чувствуя наконец под собой твердую, холодную землю. Широко улыбнулся, чувствуя, как резко спало напряжение и под мышками потекли ручейки пота.
«Я это сделал, я это снова сделал!» — повторял он с облегчением, широко шагая по летному полю на командный пункт, чтобы доложить командиру об успешном вылете.
«Основные течения американской мысли»
Эндрю диктовал текст:
«Флэкер. Ну, парень, по-моему, с меня довольно. Лучше тебе обо всем рассказать.
Звуковые эффекты: звук закрывающейся двери, ключ медленно поворачивается в замочной скважине.
Бадди. Тебе никогда не заставить меня говорить, Флэкер.
Звуковые эффекты: звонкая пощечина.
Флэкер. Может, теперь, парень, ты изменишь свое мнение? Где Джерри Кармайкл?
Бадди (смеется). Тебе хотелось бы об этом узнать, Флэкер?
Флэкер. Да (медленно, с явной угрозой в голосе).
И я это выясню. Так или иначе выясню. Понимаешь меня?
Звуковые эффекты: слышится завывание сирен; громче; сирены стихают.
Диктор. Как вы думаете, заговорит ли Бадди? Заставит ли его Флэкер назвать местонахождение спасенного сына железнодорожного короля? Отыщет ли его вовремя Дасти Блейдс? Включайте ваш приемник в понедельник, в это же время» и т. д.
Эндрю опустился на кушетку, задрал ноги, потянулся, вздохнул, наблюдая, как Леонора заканчивала, скрипя пером, писать его диктант в своей тетрадке для стенографии.
— Тридцать баксов, — сказал он. — Еще тридцать. Ну как, устраивает?