На экране появляется подросток в костюме из пьесы Мольера. Он раскланивается, освещенный огнями рампы. Зрители в зале ему аплодируют. Габриель вопросительно смотрит на Каролину.
Бертран: И в университете он не забыл о своем увлечении. Участвует в театральных постановках, придумывает декорации, костюмы, маски!
Анатоль: Это был отдых от учебы.
Бертран: Все свободные вечера господин Пишон проводит… где? Правильно! В театре! Если ему не нужно быть в суде, он, оставив жену и детей, посещает театральные фестивали. Каждый отпуск господин Пишон проводит в Авиньоне! И не пропускает ни одного спектакля.
Анатоль: К чему вы всё это говорите? Что плохого в том, чтобы любить театр?
Бертран (строго): Во всем этом плохо то, что вы выбрали не ту профессию.
Анатоль (удивленно): Я что, должен был стать актером?
Бертран: Совершенно верно. Ваша предыдущая жизнь идеально подготовила вас для этого поприща. «Стрекоза» обожала театр.
Каролина потрясена. Она встает, забирает у Бертрана дело Пишона и начинает читать.
Бертран: Она во всеуслышание заявляла: «В будущей жизни я хочу, чтобы мне аплодировали за то, что произношу со сцены. А не за то, что я показываю».
Анатоль: Неужели?
Бертран: У вас были все шансы стать настоящей звездой.
Анатоль: Это профессия, в которой очень трудно добиться успеха. Из 15 000 актеров только ста удается получить ангажемент и регулярно появляться на сцене. И вам это прекрасно известно.
Бертран: Вы были бы ЛУЧШИМ!
Каролина: Протестую, Ваша честь! Бертран преувеличивает. Я внимательно читала дело господина Пишона и утверждаю, что мой клиент был, конечно, неплохим актером, но далеко не лучшим. Он то и дело забывал текст, сокращал чересчур длинные пассажи, забывал, что ему полагается делать на сцене, и, что хуже всего, у него была склонность переигрывать. Что лишало его выступления всякой правдоподобности.
Бертран: Он был бы великолепным актером!
Каролина: Обычным, не более того.
Бертран: Потрясающим!
Каролина: Посредственным.
Бертран: Величайшим актером поколения. Признанным во всем мире.
Габриель: Стойте, стойте! Кажется, вы поменялись ролями. Госпожа адвокат, напоминаю, что ваша задача — защищать клиента.
Бертран подходит к Каролине и внезапно выхватывает папку у нее из рук.
Анатоль: И как бы я начал свою карьеру?
Бертран: Все было бы очень просто. Вы бы немедленно получили поддержку. Продюсеры и антрепренеры выстраивались бы к вам в очередь. Вы бы стали любимцем критиков. Зрители бы носили вас на руках. Вы объездили бы весь мир. Мир ждал вас!
Анатоль: Незаменимых нет. А у публики есть Депардье…
Бертран: Он далеко не так хорош, как были бы вы. Депардье должен был стать электриком в Шатору. Но он занял ваше место, а вы заняли место судьи.
Анатоль: Это что, как на стоянке? За каждым закреплено определенное место?
Бертран: Господин Пишон, вы выбрали не ту женщину, не ту профессию, не ту жизнь! Вы отказались от идеальной жизни… из конформизма! Вам захотелось быть как все. И вы прошли мимо своей уникальной судьбы.
Анатоль: Но я думал, что у нас есть свобода выбора, и ничто в нашей судьбе не известно заранее.
Бертран: 25% кармы! У вас был сценарий, заранее составленный Элизабет Луньяк. Вы выиграли бы на всех фронтах. И на Земле, как знаменитый актер, и здесь — как душа, выполнившая свое предназначение.
Габриель: Покороче, господин прокурор. Покороче.
Бертран: Я стараюсь, Ваша честь, я стараюсь. Забросив театр, подсудимый не только отвернулся от своего главного таланта. Он еще и прошел мимо своей большой любви.
Каролина (насмешливо): Своей большой любви! Ну, не будем преувеличивать.
Бертран: Будьте добры, не перебивайте меня.
Каролина: Выбирая подобные романтические выражения, вы пытаетесь произвести впечатление на госпожу судью.
Бертран (мрачно глядя на нее): Каролина, хватит! Ты сорок лет отравляла мне жизнь на Земле. Не начинай опять здесь…
Каролина: Господину прокурору, как всегда, трудно держать себя в руках.
Габриель (стучит молотком по столу): Прошу вас, ничего личного! Ничего ЛИЧНОГО. Возвращаемся к делу Пишона.