Она кивнула.
— Я поговорила с Долорес после окончания встречи. Она едва сводит концы с концами, с тех пор как несколько лет назад число посетителей сократилось. Чарли Шоу терпит убытки, но до пенсии он протянет. А спа-салон и книжный магазин рассматривают возможность закрытия. Они испытывают некоторое облегчение от того, что все закончилось.
— Почему они не пришли к нам? — спросил Норт.
— Они не хотели беспокоить бабушку, пока она была так больна. А потом не хотели поднимать шум после ее смерти. А когда они, наконец, поехали к нашим родителям, их заверили, что существует план, как все исправить, — Холли посмотрела вниз на красиво выложенный плиткой пол Норта. — Но они не сказали, что этот план включает в себя снос предприятий бульдозером под горнолыжный курорт.
Гейб громко вздохнул. Он присоединился к ним после видеоконференции.
— Так что нам делать дальше?
— А что мы можем сделать? — спросила Эверли. — Все кончено. Нет никаких юридических средств защиты, а даже если бы они были, мы не смогли бы сделать это финансово.
— Мы не знаем этого наверняка, — Гейб взглянул на Холли. — Ты работаешь с адвокатами. Разве они не могут помочь с юридической стороной?
— Они адвокаты по разводам. Но я могу попросить их взглянуть на контракт. Даже если они не смогут помочь, у них наверняка есть контакты, которые помогут.
— Ладно, — Гейб кивнул.
— Даже это не дает нам больших шансов, — добавила Холли, потому что не хотела давать им ложную надежду. — Даже если мы сможем отказаться от контракта, это потребует от наших родителей вернуть «Гербер Энтерпрайзис» деньги. А мы все знаем, что они этого не сделают.
— Мы могли бы собрать деньги, — предложила Эверли.
— Не так много денег, милая, — Норт взъерошил ее волосы.
— Что, если мы будем платить частями? Или возьмем какую-нибудь ссуду? — спросил Гейб.
— Ни один банк не даст кредит несостоятельному городу, — Холли мягко улыбнулась ему, чтобы уменьшить жестокость слов. — И я не вижу возможности, чтобы «Гербер Энтерпрайзис» позволили нам платить по частям.
— Они могли бы, если убедить одного генерального директора, — пробормотала Эверли.
Норт посмотрел на нее с интересом.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве ты не видел, как Джош смотрел на Холли? А то, что он как пещерный человек поджидал ее в конце зала? Он неравнодушен к ней. Это же очевидно, — Эверли сложила руки на груди. — Держу пари, Холли сможет убедить его сделать все, что угодно.
— Боже правый, нет, — Норт покачал головой, на его лице появилась гримаса. — Этого не случится.
— Со мной будут советоваться по этому поводу? — спросила Холли.
— Ты должна его послушать, — сказал Гейб. — Он прав. Не связывайся с этим парнем, Холли. Он враг. А ты слишком добрая, в итоге ты его пожалеешь.
— Нет, не пожалею, — последним, кого она бы пожалела, был Джош Гербер.
Как он меня назвал? Крестоносец без плаща. Хах. Он действительно был привлекательным засранцем.
Телефон Норта завибрировал. Он поднес его к уху и ответил на несколько вопросов. Быстро закончив разговор, он взглянул на Гейба.
— Эмбер перегружена в магазине. Хочешь поехать с нами и помочь на пару часов?
— Конечно, — Гейб кивнул. — Дай мне только взять ботинки.
Норт повернулся к Эверли и Холли, которые допивали приготовленный им кофе.
— Увидимся позже. И я имел в виду то, что сказал: не связывайся с этим. И не подходи близко к Джошу Герберу. Мы разберемся, хорошо?
— Конечно, — Холли кивнула.
Эверли подождала, пока он выйдет за дверь, а Гейб последует за ним, и они вдвоем сядут на снегоходы и уедут в сторону фермы рождественских елок.
— Ты ведь собираешься хотя бы попытаться, не так ли? — спросила Эверли, подняв брови. — Подобраться поближе к Джошу Герберу и помочь нам найти способ остановить его?
— Я не могу придумать, что еще можно сделать, — Холли почувствовала, как ее кожа потеплела при мысли о том, что ей снова придется столкнуться с Джошем.
Эверли усмехнулась.
— Это моя девочка. И то, чего Норт не знает, не причинит ему вреда.
***
— Мы должны прекратить такие встречи, — голос Джоша был теплой лаской. На следующее утро чуть позже шести Холли стояла возле кафе «Холодные пальчики». Ее дыхание превращалось в пар в морозном воздухе.
Джош был одет в серое шерстяное пальто, облегающее его широкую грудь.
Почему он выглядел так, словно только что сошел с обложки GQ, а я чувствую себя как облезлая кошка?
— Ты все еще в городе? — спросила Холли, ее голос был тихим. — Думала, ты уже поспешил вернуться домой.
— Почему? — он склонил голову набок.
— Я полагала, что ты предпочтешь наблюдать за разрушениями издалека, — ее глаза сверкнули. — Эмоции и страдания, похоже, не твой конек. Мне кажется, ты предпочитаешь холодные, твердые доллары.
Она толкнула дверь, колокольчик зазвенел, и теплый воздух хлынул на нее. Из динамиков доносились звуки рождественской музыки.
Окна кафе были завешаны гирляндами, среди зелени сверкали крошечные сказочные огоньки. На высокой елке висели украшения, которые клиенты приносили и добавляли в течение многих лет, а на дальней стороне хозяйка, Долорес, разожгла огонь, чтобы кафе было готово к утреннему приему клиентов.
Но все столы были пусты. Она знала, что Фрэнк скоро придет, но будет ли сегодня больше клиентов?
Холли слишком хорошо знала, что пустые столы означают пустые кассы.
— Доброе утро. Что я могу вам предложить? — Долорес приветствовала их через прилавок, не моргнув глазом, что Джош стоял всего в паре сантиметров от Холли.
Она чувствовала глубокие нотки его одеколона.
Что было такого в его запахе?
Он заставлял ее мышцы сжиматься, что было неправильно для такого раннего утра.
— Американо на вынос, пожалуйста?
Джош прервал ее.
— Я оплачу. И она выпьет его здесь.
Она открыла рот, чтобы возразить ему, но потом вспомнила, что должна была стать ближе к нему.
— Хорошо, но я сама за себя заплачу, — сказала она, передавая Долорес пятидолларовую купюру и направляясь к столику у камина. Она села на стул спиной к стойке, но это не помешало ей услышать ответ Джоша.
— Положите пятерку в банку для чаевых. Я заплачу.
Она проглотила свою досаду.
Она понятия не имела, почему он вызывал в ней язвительность. Обычно она не была такой.
— Я думаю, ты меня помнишь, — Джош поставил перед ней кофе и выдвинул стул напротив нее. Он сел, вытянув свои длинные ноги так, что его икры почти касались ее.
— Что?
— Ты определенно помнишь меня. Но я пытаюсь понять, почему ты продолжаешь делать вид, что не помнишь.
Он что-то держал в правой руке. И перевернул это на ладони.
— Что это? — спросила она, указывая на него, благодарная за то, что больше не нужно говорить о своей отрывочной памяти.
Он сунул руку в карман.
— Ничего.
Да, он определенно усугублял ситуацию.
— Если ничего, тогда покажи мне, — сказала Холли.
Он улыбнулся.
— Нет.
— Тогда я тебя не помню. Совсем.
Он улыбался, будто ему было приятно.
— Ты все еще любишь бабочек?
Она сделала глоток кофе.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я все еще иногда думаю о твоих трусиках с бабочками. Жалею, что выбросил их в мусор. Я должен был сохранить их.
По ее телу пробежал жар, и это не имело никакого отношения к огню.
— Зачем тебе хранить мои трусики? Это ненормально.
Его глаза встретились с ее.
— Потому что они бы остались на память. О лучшей ночи в твоей жизни.
— Моей жизни? — ее брови приподнялись. — Мы говорим о той ночи, которую я не помню?
— Ты помнишь, — он звучал так уверенно.
— С чего бы мне помнить? Это должно быть было довольно банально, раз это полностью стерлось из моей памяти.
Он наклонился, его голос был сладким и низким.
— Потому что я заставил тебя кончить три раза. И ты умоляла о большем.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом снова закрыла его. Сделав глоток кофе, Холли решилась:
— Может, я притворялась?
— Нет.
— Думаешь, ты можешь определить, когда женщина притворяется? — спросила она его.