- Сегодня уже поздно. Завтра разберёмся. А документики на телефоны и пропавшие вещи привезите с утра, - выпроводила всех из кабинета, а сама направилась пить чай к какому-то оперативнику.
Долго сидели, Владимир Иванович с Олегом на неудобной скамеечке в ожидании своей участи. Складывалось даже такое ощущение, что про них совсем забыли.
- Как же домой теперь добираться? Время то уже к двенадцати подходит, а деньги куда-то исчезли во время обыска. По крайней мере, у меня, - тихо шепнул профессор Олегу.
- Наивный вы человек, Владимир Иванович. О каком доме вы грезите? Завтра к вечеру бы попасть, так за счастье было бы, - ответил грустно Олег.
- Но на каком основании? Мы ведь ни в чём не виноваты, - возмущался Круговой.
- А это ещё доказать надо. Ведь любят же они говорить: не я тебе доказывать буду, что ты виновен, а ты мне докажи, что ты не виноват. А главное вот, - Олег кивнул в сторону кучки полицейских весело общавшихся с дежурным, - им и дела нет, виноваты мы или нет. Так что ночевать нам тут, как пить дать, уж вы мне поверьте.
- А ну-ка, разговорчики мне там прекратили, - крикнул дежурный и Олег с профессором замолчали, погрузившись каждый в свои невесёлые мысли.
Дежурный дознаватель надулась чаю где-то к часу ночи. По крайней мере, именно в это время она почтила своим присутствием дежурное отделение. С удивлением посмотрев на подозреваемых, она легко и просто распорядилась распихать на ночь последних в разные камеры. Предварительно у них отняли шнурки и ремни. Олегу достался сырой и холодный нуль в конце помещения, да абсолютно без света. Круговой попал, напротив, в камеру предварительного заключения, где лампочка горела круглые сутки, а стены кишмя кишели клопами. Для профессора всё происходящие было испытанием тяжёлым. Ему, учёному, заслуженному человеку, никогда ещё не доводилось испытывать подобного обращения к своей персоне.
Чем ещё знамениты подобные камеры, так это своей теснотой, и как будто специально сделанными узкими сантиметров по двадцать пять скамеечками, вплотную прилегающими к шершавой стенке. Просидеть на такой скамеечке и пару часов мучительно, не говоря уже о целой ночи. Если когда-нибудь эта книга попадёт в руки действующего министра внутренних дел, уж не пройдите мимо этих строк. Ведь нельзя же человека ещё юридически невиноватого, ещё без приговора суда, помещать в такие условия. А то времена идут, а в системе вашей одни названия меняются, а та самая пресловутая суть остаётся.
С соседями бедолагам профессору и Олегу повезло не меньше. Рядом с Олегом сидел молодой героиновый наркоман, явно накануне ужаленный, правда, совсем не пчелой. Всё время, зависая он, усиленно чесался в моменты минутных просветлений. Вспомнилась фраза, висевшая на плакате в зале бокса, куда в юности недолго ходил Олег. Фраза эта гласила: "Увидишь наркомана, дави как таракана!" И Олег по жизни так и думал. Он с презрением относился к людям, сбившимся с пути и попавшим на дно. Сами виноваты, думал он. Однако этот наркоман почему-то вызывал у него только жалость. Правда, поговорить с ним не удавалось. Он всё время выходил из реальности, и Олегу ничего не оставалось делать, как попытаться уснуть. Только это было почти невозможным, он всё думал да никак не понимал, что же всё-таки произошло.
Круговому, напротив достался весьма разговорчивый сосед, которым оказался дурно пахнувший бомж лет пятидесяти. Он пол ночи стращал профессора различными ужасами, происходящими в данном отделении, и всё пытался узнать, как это Владимир Иванович так ловко спёр те самые телефоны.
- Говорю же тебе в который раз, не мы это. Я вообще не понимаю, что произошло. Просто наваждение какое-то, - отвечал профессор, непрерывно стряхивая с себя клопов.
- Отнюдь! Я то вас как раз и не обвиняю. Я всё понимаю. Крутиться нужно, чтобы выжить. Кто на что горазд, как говорится. Только очень советую, во всём сознавайтесь. Целее будете, а на суде откажитесь от показаний, - весело поучал бродяга, и тут же выдал целую историю своего собственного задержания.
Получалось так, что бродяга с подругой Люськой и корешком Виталяном вышли вечером за добавкой в киоск. Как назло, киоск закрылся перед самым носом. Немного поспорив к кому идти далее за спиртом, к Бабе Яге или к Таньке Селиванихе всё-таки остановились на Таньке, в виду того что Баба Яга в последнее время бодяжила. Танька Селиваниха также не порадовала троицу, протянув в окно последнюю четвертушку вместо половинки. Да и ту на пятьдесят процентов разбавленную. Ах, небеса, небеса, вы это видите? Где вы, небеса? Ну что за вечер такой идиотский! Проклятье какое-то. Одно дело, когда нет денег, и совсем другое дело, когда деньги эти есть, а взять не можешь. Обидно вдвойне. Быстро сообразив, что четверть, да ещё пополам разбавленная ну никак не делится на два, а на три тем более, Люська добровольно вызвалась нести чекушку. Даме уступили, и как выяснилось далее - зря. Только чекушка оказалась у Люськи, как та со словами: Ребята, простите меня грешную! Тут только на одного! Дала дёру в непонятном направлении и моментально исчезла в тёмных закоулках частного сектора. Вместе с Люськой исчезли и большинство оставшихся сбережений. Сосед профессора и его корешок Виталян только рты пораскрывали от изумления. Вселенская подлость, вот что произошло. Поматерив Люську отборными матюгами, присущими, наверное, только этой касте спивающихся, принято было решение идти-таки к Бабе Яге. Мелочи наскребли на одну стограммовую стопку. Её Баба Яга и протянула в оконце с корочкой чёрствого хлеба для закуси. Пили аккуратно. Внимательно соблюдая пропорции, дабы кому-то не досталось больше. Естественно стопка только раззадорила и ещё более разозлила бродягу с корешком Виталяном. Пока пили, Баба Яга поведала, что пятью минутами ранее забегала запыхавшаяся Люська и слёту взяла двести пятьдесят, на этот раз чистым спиртом. Настроение испортилось ещё сильнее, а поскольку Баба Яга принципиально ни при каких условиях в долг не наливала, пришлось возвращаться, несолоно хлебавши. Вот и получилось так, что возвращаясь обратно мимо киоска, родилась прекрасная идея киоск этот взломать. Во всём виноват киоск, кто же ещё. За чем самым и были с поличным приняты сосед профессора и его корешок.
- Милая история! Поздравляю! - устало зевая, отвечал профессор, дослушав до конца.
Часа в четыре профессор задолбил кулаками в дверь. Минут только через тридцать к окошечку в двери соизволил подойти дежурный.
- Чего надо? - по-хамски спросил тот.
- В туалет выпустите, - ответил Круговой.
- Не положено, - усмехаясь, проговорил дежурный.
- То есть как это, не положено? Вы что тут, совсем издеваетесь? Управы на вас, думаете, не найдётся?
- А вот так! Не положено и всё тут. Сегодня, воды нет в туалете. Так что потерпите, немаленький, - ответил дежурный равнодушно и захлопнул окно.
Всю оставшуюся ночь и Владимир Иванович, и Олег так и не уснули. Один боролся с клопами и малой нуждою. Другой с холодом. Оба не могли сидеть на узкой скамеечке из металла. Наступило утро и где-то в восемь утра, в дежурную зашёл, пришедший на работу оперативник Егор Андреевич Правдалюб.
- Ну что там у нас? - спросил он у дежурного, и вкратце пробежавшись по ночным сводкам, направился прямо к камере с Олегом. Открыл её и сказал тому грубо: - Выходи!
Далее он повёл Олега по коридорам и лестницам в свой кабинет, где и расселся за своим рабочим местом, уставившись в компьютер. Олег попытался было сесть на стул, стоявший рядом, на что получил сухое и враждебное замечание, что велено не было. Тем временем на работу пришёл ещё один оперативник по фамилии Наколидрова, а спустя пару минут к ним в кабинет вошла та самая дежурная дознаватель с явно заспанным лицом. Она указала в сторону Олега и проговорила зевая:
- Известных учёных обворовали мерзавцы. Не сознаются. Вот заявление. Похищенного правда не обнаружили, но всё показывает на них. Там ещё и старик, интеллигентом прикидывается. Вы уж поработайте с ними как следует.
- Поработаем, Дуня, поработаем! Ты же нас знаешь, - отвечал Правдалюб, коротышка, похожий на шимпанзе. Одной весьма отличительной способностью данного Егора Правдалюба, было то, что правду он действительно любил более всего на свете. За правду мог часами пытать различными способами. За правду мог, к примеру, подкинуть наркотики или оружие. Только ради правды и только ради неё родной подтасовывал факты в уголовных делах, отмазывая делящихся деньгами и обрекая жадных и нищих. Исключительно во имя правды Правдалюб мог годами крышевать барыг да бордели. Всё ради правды, за ценой как говорится, не постоим.