— Мне-то почём знать? Как всё было, так и говорю.
Лысый отмахнулся и ушёл к котелку.
— Наконец-то, — выругался Купец и продолжил.
Глава 19
Жигуль, лёжа на спальнике, наконец взглянул на часы. Полночь. Он поднялся на локти, чтобы вылезти из палатки и напомнить Купцу о "бобровских", но услышал, как он закрыл дверь своей машины у подножья холма. Хмыкнув, Жигуль лёг обратно.
Писарь, хоть и вздремнул немного, сил и заряда бодрости от этого не прибавил. Он, как и Жигуль, был опытным сталкером, но, несмотря на это, руки у него иногда начинали дрожать и дрожали они ровно до момента, пока Виктор не вспоминал свои прошлые дела в составе одной из групп первого поколения. Он сидел у горелки и, прожигая газ, наслаждался теплом. Он сидел с вытянутыми руками и смотрел в одну точку, на пламя. Ночь опять выдалась прохладной.
Где-то у подножья "замурчал" мотор, затем звук на несколько секунд усилился и стал отдаляться. Через несколько минут он стал настолько тихим, что если человек не вслушивался специально, он бы его не услышал.
Остальные сидели в своих палатках. Даже Пётр, которого назначил постовым Писарь, ушёл с пригорка. Купец, иногда замещающий и до своего отъезда рассказывающий ему байки и события минувшего дня, тоже без задней мысли покинул пост. Сейчас пригорок, с которого было видно практически всё вокруг, был пуст. Случись это в любую другую ночь, Жигуль бы всех поднял на ноги, устроил бы выволочку провинившемуся, а Писарь затем провёл бы ему целую лекцию о вреде таких преждевременных поступков.
Благо, времена, когда нужно было опасаться за постового, прошли. Сейчас каждый из "жигульских" знал, что к посту нужно относиться серьёзно, несмотря на ничтожную вероятность чьего-то визита.
Из палатки, немного вздремнув от хмеля, вылез Соля и потянулся. Во рту у него был гадкий привкус. Он достал пакетик чая, перекус и воду, затем пошёл к горелке.
— Руки кипятишь? — с улыбкой спросил Соля.
— Много болтаешь, — не раздумывая, оскалился на него Писарь, первый раз за долгое время посмотрев на что-то другое. Перед глазами заплясали фиолетовые пятна.
Соля сглотнул и, сложив продукты для полуночного перекуса, залил в чайник, стоящий рядом, воду, затем поднёс его к горелке, ожидая, пока Писарь уберёт руки. Тот убрал почти сразу, встал и пошёл к своей палатке. Оттуда он вынес свою чашку с двумя пакетиками чая, поставил рядом с кружкой Соли и, взяв автомат, стоящий, прислонённый к лежачему стволу дерева, пошёл на пост. Бинокль Лодочник забрал с собой в палатку. Виктор, как и любой другой "жигульский", умел обходиться и без него. Наконец-то шею ничего не оттягивало.
Перед глазами ещё мелькали неприятные точки. В округе было тихо. Машины Купца видно не было. Вероятно, он ехал без фар. А может, уже доехал до поворота к "бобровским". Писарь закурил и залился кашлем, то переставая, то заново начиная истошно драть горло. Теперь Писаря слушали все в лагере, кто не спал.
Наконец взяв себя в руки, он затянулся ещё раз и выпустил облачко дыма куда-то вверх. Звёздами усыпанное небо. Красиво. Он знал немного созвездий и за несколько секунд нашёл все, которые помнил. Остальные он выискивать не стал. Насладившись затем видом млечного пути, он опустил голову и стряхнул пепел. Ни шороха вокруг. Как обычно.
Изредка постовой слышал падающую сухую ветку и это было большим событием, из таких, которые можно рассказать у костра ради смеха. Когда каждый хруст настораживал, даже из-за треска дерева от сильного ветра, можно было поднять весь лагерь — враги идут. Писарь, поперхнувшись, докурил сигарету и взял следующую. Одной сейчас было мало.
Где-то сзади послышалось шипение и бульканье — кипяток шпарил из носика чайника. Соля заваривал две кружки чая. Перед тем, как тот остынет до нормальной температуры, у Писаря была одна сигарета, если будет курить медленно, смаковать горчащий табак или две, если будет курить, как обычно. Но третью курить он не собирался.
Соля звать Виктора не стал, не зачем было его провоцировать лишний раз. Вместо этого, натянув рукав на ладонь, он взял свою чашку и, подув на чай, отхлебнул, обжигая полость рта и губы. Свою чашку он поставил назад и, решив, что напиток ещё не заварился, начал макать пакетики снова и снова, одновременно в обеих кружках.
Из своей двуспальной палатки вылез Лысый, со своей кружкой в руках и пакетиком чая в ней. Соля налил и ему, прикрывая ручку обгоревшего чайника прихваткой. Вскоре к горелке стянулись Рыжий и Жигуль с чашками. Перекусить "на дорожку" хотелось не только Соле, поэтому уже скоро "жигульские", причмокивая, поедали бутерброды, запивая их чаем.