Толкин описывает ситуации, когда выдержать испытание долгом оказывается выше человеческих сил: "Тени смыкались, сердца людей стыли, и доблесть Гондора делалась пеплом... Верных долгу, оставшихся защищать стену было немного; большинство бежали во второй круг Города" (ночь во время осады Минас Тирита); "Столь пустынны были эти места, столь глубок облекавший их ужас, что некоторые воины утратили мужество и не могли идти дальше на север" (путь к Черным Вратам Мордора); "У южных границ Шира Следопыты преградили им [Назгул] путь. Но эта задача была непосильной для Дунедайн... и даже сердца Дунедайн дрогнули" (битва при Сарн-форде, описанная в "Охоте за Кольцом" в "Неоконченных Сказаниях"). Тем не менее во "Властелине Колец" мы находим и другие примеры: "Принц Дол Амрота и его рыцари держались как истинные лорды расы Нуменора. И, видя их, люди начинали петь среди мрака" (в ту же ночь, во время осады Города); "И Арагорн прошел первым) и столь сильна была воля его в этот час, что все Дунедайн и их кони последовали за ним" (путь по Тропам Мертвых). Арагорн, Имрахиль, Фарамир - лорды и повелители людей, ибо они способны следовать долгу, отринув страх. Однако, на самом деле, лучше сказать так: они способны следовать долгу, забыв о себе, именно потому, что они - лорды и повелители, потому что по происхождению они действительно выше других.
Кажется, мы вновь обращаемся к древнегерманским моральным установкам, признающим, что чем выше происхождение человека, тем более великие деяния оказываются возможными для него. В мире Толкина, в Арде, это непреложная истина, к которой я еще вернусь, чтобы постараться объяснить, почему это так.
И все же, несмотря на указанное сходство во взглядах на благородство крови, именно здесь кроется разница. В отличие от героя древнегерманских легенд, толкиновский героический персонаж, повелитель, в первую очередь не свободен. Из всех персонажей он действительно более прочих способен следовать своему долгу - и он обязан ему следовать, отринув все личные желания и амбиции: ибо толкиновский Король принимает на себя великое бремя - ответственность. Ответом на вопрос, что случается, если этого не происходит, служит история Ар-Фаразона, "самого могущественного и самого гордого из Королей Нуменора", чьи деяния были воистину дерзновенны - и привели к величайшей из катастроф, которая, как сказал впоследствии сам Толкин, "была предзнаменованием Конца Арды". "Ибо зло, творимое великими,- велико", говорится устами Улмо в одном из толкиновских манускриптов из книги "Кольцо Моргота".
Таким образом, "долг" толкиновских персонажей включает в себя не только бесстрашие, но и ответственность: тему, как правило, неведомую слушателям древнегерманских героических песен. Беовульф совершает свои первые подвиги - убивает ужасного Гренделя и его мать - как герой-одиночка, действующий во славу своего имени; и в песне провозглашается герою хвала. Позже, когда Беовульф становится королем, он выходит в одиночку против дракона, отказываясь принять помощь дружины. Он побеждает чудовище, но в этом бою гибнет сам,- и все королевство со смертью своего короля рушится под натиском врагов-соседей; однако современников Беовульфа это не очень волнует:
Но был вождь верен высокому долгу - стяжал сокровища...
"Сквозь трагизм здесь [в германском эпосе] всегда просвечивает торжество",- поясняет О. А. Смирницкая в статье "Поэтическое искусство англосаксов" (хотя собственно в "Беовульфе", по ее мнению, это не так). Толкин в комментариях к своей пьесе "Возвращение Бюрхтнота, сына Бюрхтельма", задуманной как своеобразное продолжение "Битвы при Мэлдоне", обращает внимание на другие строки из "Беовульфа":
Порой погибает один, но многих та смерть печалит...
- так восклицает Виглаф, верный воин погибшего короля, имея в виду, что смерть властителя принесет в скором будущем горести его подданным. Толкин видит здесь "резкую критику безрассудства того, на ком лежит ответственность", так же как и в словах Бюрхтвольда из "Битвы при Мэлдоне", которые цитировались выше. Эти слова, "лучшее выражение северного героического духа, норманнского или английского, самое ясное утверждение доктрины силы и стойкости, поставленных на службу несгибаемой воле", как полагал Толкин, поражают и трогают нас потому, что "вложены в уста подчиненного, чья воля направлена к цели, назначенной для него другим; в уста человека, у которого нет ответственности перед теми, кто ниже его, а только верность своему повелителю. Поэтому личная гордость его отступает перед преданностью и любовью... Героизм подчинения и любви, а не гордости и своеволия - самое героическое и самое трогательное". По мнению Толкина, эссекский вождь Бюрхтнот, из гордости поставивший под удар и обрекший на смерть своих воинов и в результате отдавший на разорение землю, которую он призван был защищать, "погиб за свое безрассудство. Но то была благородная ошибка - ошибка благородного человека. Его воинам не дано ее осудить; ведь многие из них и благородны и безрассудны сами. Однако поэты выше безрассудства и выше воистину самого героизма"...