У женщины в руке появился полуавтоматический пистолет из голубой стали, и она навела его на живот парня. Ее лицо было спокойным, рука твердой.
Мужчина начал пятиться, пока не почувствовал мусорный контейнер за спиной. Затем он сел.
Женщина вышла из переулка.
Старуха выглядела такой старой, что могла бы быть сестрой Каина. И достаточно злобной, чтобы научить его всем приемчикам. Она сидела за каменным блоком, который выглядел, как продолжение подвальной стены, темная, сырая плита.
— Ты попала в большие неприятности, чтоб найти меня, — сказала она блондинке.
Женщина не ответила.
— Ты хочешь вернуться в прошлое, да? — спросила старуха. — Провести кого-то через ворота?
— Да.
— Раз ты пришла ко мне, ты должна знать, как это работает. Единственные, кто может вернуться назад, это те, кто причинил много вреда. Ты понимаешь это, не так ли?
— Да.
— И ты должна принести мне то, что они забрали. Это ты тоже понимаешь?
— Да.
— Назови мне имя, — сказала старуха.
— Бобби. Бобби Вэйн Фостер.
— Закрой глаза, — скомандовала старуха.
Блондинка сделала, как ей было сказано. Она слышала звуки, которые не могла опознать — скрежет жидкого металла, пронзительный, едва слышный, вопль, что-то похожее на то, как бьется схваченная птица.
Шло время.
— Он забрал семерых, — наконец сказала старуха. — Серийный убийца. Насильник и убийца.
Блондинка открыла глаза.
— Я знаю, — сказала она.
— Ты нашла Хранителя Врат, — сказала старуха, — но не ворота. Он забрал семерых, и наконец его самого забрали. Он у нас. Если ты хочешь вернуть прошлое для него, ты должна забрать еще семерых. Ты понимаешь?
— Да.
— Ты все понимаешь? Если тебя убьют, пока ты собираешь урожай для нас, то…
— Я знаю, — сказала блондинка.
— Да, ты знаешь, — ответила старуха. — Но мы знаем все. Мы знаем откуда ты пришла. И война не считается. Ты должна забирать, как он забирал.
— Так же?..
— Нет. Не обязательно тем же путем. Но ты должна убивать ради убийства — только такая цель разрешается. Убийства не должны быть санкционированы. Не трать наше время, как другие. Если ты нашла работу палача, убивая тех, кто сидит в камерах смертников, это не считается. Если ты убиваешь, защищая себя, это не считается. Если ты полицейская и убиваешь преступника, это не считается.
— Я согласна.
— А, «согласна», говоришь. Ты понимаешь, что тогда договор заключен?
— Да.
— Семь отдельных убийств.
— Да. Как вы узнаете, что…
— Мы узнаем, — сказала старуха. — Не пытайся вернуться сюда. Это место перестанет существовать, когда ты уйдешь. Если у тебя все получится, ты вернешься ко мне.
— Я говорила им, — сказала маленькая девочка. — Я рассказала им все, точно как та леди говорила сказать. Но они не поверили мне.
— Некоторые из них поверили тебе, — сказала блондинка. — Присяжные зашли в тупик — некоторые из них, должно быть, проголосовали за обвинение.
— Да, голосование было десять против двух, — сказала мать маленькой девочки, горьким голосом. — Но это почти убило Лилу, такое страшное испытание. И я не собираюсь снова заставлять ее проходить через это.
— Как долго вы были женаты? — спросила блондинка.
— Меньше двух лет, — сказала мать. — Лила не его ребенок. Я думала, что ей нужен отец. У него была такая хорошая работа, свой собственный бизнес и все такое. Он водопроводчик. Я думала, что он мог бы дать ей лучшую жизнь. Теперь я понимаю, что я сделала. Ей.
— Не плачь, мамочка, — сказала девочка.
— Где тот парень, который вызывал меня? — спросил водопроводчик.
— Ему нужно было выйти, — сказала блондинка. — Он сказал мне, чтобы я показала вам, где утечка.
— Я могу найти ее сам. Просто скажи мне…
— Нет. Я имею в виду, это не здесь. Это в одном из подсобных помещений. Где-то полмили отсюда. Мы можем поехать на вашем грузовике?
— Конечно, — сказал он, оценивающе глядя на женщину.
Через десять минут пути они приехали в место, которое было похоже на заброшенную лачугу, стоявшую среди деревьев.
Водопроводчик повернулся к блондинке.
— Какого черта? Похоже, здесь никого не было в течение многих лет.
— Это верно, — сказала блондинка, наставляя на него пистолет, который теперь был с глушителем.
— Я свое отработала, — сказала пухлая женщина. — Они забрали у меня моего ребенка тоже.
Ее выражение лица было тусклым, а кожа настолько тугой и блестящей, что выглядела глазированной.