— По просьбе его высочества Леонида Васильевича я, вместе с губным сыском, разумеется, участвую в расследовании убийства отставного палатного советника Гурова, — медленным кивком Веснянский обозначил, что понимает, о чём речь. — В ходе розыска проявилась некоторая неясность относительно завещания покойного, поверенным которого является как раз Друбич. Нет-нет, по существу дела он дал губным исчерпывающий ответ, — упредил я возможные вопросы, — но мне хотелось бы, чтобы господин Друбич поделился со мной и своими, хм, впечатлениями и предположениями. Неофициально, — уточнил я.
— Хм-хм-хм… — Владислав Аристархович опять заворочался в кресле, на некоторое время задумался и, наконец, выдал: — Я бы вам, Алексей Филиппович, посоветовал начать разговор с Друбичем сразу с упоминания о просьбе его высочества. Уверен, отказать после такого Лев Маркович вам не решится.
Не скажу, что совет так уж прямо поразил меня глубиной и мудростью, именно таким образом сам я поступить и собирался. Но когда мнение сведущего и умного человека совпадает с твоим, это хороший признак. Оставалось только тепло поблагодарить Веснянского и попрощаться.
…Наружностью своею присяжный поверенный Лев Маркович Друбич, мягко говоря, не впечатлял. Невысокий и сухопарый, бледный и сутуловатый, разве что коротенькая седая бородка была пострижена и ухожена самым аккуратнейшим образом, да в одеянии не имелось ни малейшего изъяна. Выслушав изложенную мной цель посещения, Друбич в самых учтивых выражениях напомнил, что уже сообщил господину старшему губному приставу Шаболдину всё, что знал по поводу завещания Гурова.
— Да, Борис Григорьевич мне говорил, — я с ходу показал, что отсылка к авторитету пристава тут не сработает. — Но, Лев Маркович, вы же опытнейший в своём занятии человек. Неужели вы не можете добавить ничего такого, что, как говорится, к делу не пришьёшь, но вы-то своим внимательным взглядом заметили?
Грубой лестью мои слова, конечно, не являлись, однако и особо маскировать ту самую лесть я не пытался. Похоже, подход оказался правильным — то, как высоко оценивает его царевичев посланец, господина присяжного поверенного явно воодушевило.
— Могу, разумеется, ваше сиятельство, — признал он. — Но как вы сами совершенно справедливо изволили заметить, к делу это не пришьёшь, — Друбич адресовал мне добрую, никак не подходящую к его внешности, улыбку.
— Для вас с сего момента Алексей Филиппович, — я решил, что добавить в нашу беседу толику доверительности лишним не будет.
— Видите ли, Алексей Филиппович, — благодарно поклонившись, Друбич снова улыбнулся и снова улыбка его смотрелась доброй и приветливой, — опыт выступлений в судебных заседаниях приучил меня к известной велеречивости. Отнимать у вас время мне совестно, поэтому давайте вы будете спрашивать, а я отвечать.
— Хорошо, Лев Маркович, — против такого построения беседы у меня возражений не нашлось. — Скажите, вам известно содержание того завещания, что Гуров у вас забрал?
— Известно, — кивнул Друбич, — Захар Модестович составлял его в моём присутствии. Полторы тысячи рублей он завещал супруге своей, тогда ещё жива была Елена Григорьевна, — надо полагать, поверенный говорил о первой жене Гурова, ныне покойной, — ещё по одной тысяче сестре Анне Модестовне Погореловой и дочери Алевтине Захаровне Ливонцевой, триста рублей слуге своему Смиглому, по пятидесяти рублей остальной прислуге, и пять тысяч Царицыному благотворительному обществу. Остальные же деньги, после расчётов по долгам и обязательствам завещателя, ежели таковые имели бы место, надлежало разделить между сыновьями — шестьдесят процентов должен был получить Фёдор Захарович и сорок процентов доставалось Василию Захаровичу. Фёдору Захаровичу отходил также дом со всею обстановкою и имение в селе Гольянове Щёлкова уезда земли Московской.
Да, памяти присяжного поверенного можно было позавидовать, вот только пользы от того я не видел. Как я понимал, новым завещанием Захар Модестович должен был изрядно обидеть младшего сына и дочь, не принявших брак отца с Ангелиной Павловной, но это оставалось единственным моим осмысленным предположением в свете того, что вчера я услышал от Ольги Гуровой. Впрочем, что-то подсказывало, что сюрпризов скорбящим родственникам в новом завещании было припасено немало, и приятными оные сюрпризы оказались бы явно не для всех из них…
— О содержании нового завещания, если Гуров успел его составить, вы не знаете, — на эти мои слова Друбич согласно кивнул, — но…