Закончив общение с главным наследником и его супругой, я, к их заметному неудовольствию, отправился побеседовать с Ангелиной Павловной. Бывшую актрису я застал занятой важным делом — они с Дашей собирали вещи.
— Съезжать собираюсь, — пояснила Ангелина Павловна, едва мы отдали должное приветствиям и она отослала пока Дашу. — Совсем нет мне жизни в этом доме без Захарушки.
— Не сложились добрые отношения с Фёдором Захаровичем и Ольгой Кирилловной? — предположил я.
— А их никогда и не было, тех добрых отношений, — невесело улыбнулась она. — Пока жив был Захарушка, Фёдор с Ольгой помалкивали, а теперь вот ведут себя так, будто я здесь лишняя.
Так, стало быть, в подозрениях своих относительно истинной причины, по которой младшие Гуровы не высказывали неприятия повторного брака отца, я не ошибся. Не хотели они ссориться с Захаром Модестовичем, опасались, что в новом завещании он их обойдёт наследством…
— И куда вы теперь? — отвлёкся я от своих мыслей. Обдумать это я и потом мог, да и думать-то тут особо и не о чем.
— Наняла квартиру у Нифонтова, — ответила Ангелина Павловна. — На Ирининской улице. Пока в ней поживу, а там, может, домик куплю…
Вообще Василий Фомич Нифонтов, купец первой тысячи, один из крупнейших в Москве домовладельцев, содержал немало доходных домов, где поселиться могли люди с самым разным достатком, и его дом на Ирининской, пусть и не был лучшим среди прочих, но и худшим никак не являлся. Я-то знаю, не так далеко от меня тот дом и сейчас, а уж родители мои живут там совсем рядом, пешком за десять минут дойдёшь. На доходы от облигаций нанять в доме приличную квартиру вполне можно. Кстати, об облигациях — порадовал я Ангелину Павловну, передав ей, что старший губной пристав Шаболдин решил не сообщать наследникам Гурова о подарке Захара Модестовича. В ответ, как и ожидалось, я получил настоятельную просьбу передать Борису Григорьевичу слова благодарности. Но благодарность благодарностью, а напомнить вдове о некоторых ограничениях я посчитал нелишним.
— Не сочтите, Ангелина Павловна, мои слова проявлением назойливости, — сказал я, — но и после перемены места жительства общение с Николаем Матвеевичем вам запрещено.
— Я вообще решила прекратить отношения с Николашей, — со вздохом ответила она. — Так и для меня лучше будет, и для него тоже.
Спорить тут, на мой взгляд, было не с чем, но раз уж вдова Гурова этак разоткровенничалась, стоило этим воспользоваться.
— Захар Модестович знал? — прямо спросил я.
Ангелина Павловна молча кивнула. Что ж, в очередной раз я убедился, что избавляться от такого мужа ей никакой необходимости не было. Не скажу, что в моём представлении это сразу делало виновными Фёдора и Ольгу Гуровых, всё-таки им в таком случае придётся делить наследство с Василием Гуровым при завещании по обычаю, но больше-то подозревать и некого…
От Гуровых я двинулся не сразу к Погореловым, а к присяжному поверенному Друбичу, его контора располагалась поближе.
— Скажите, Лев Маркович, — после обмена приветствиями перешёл я к делу, — а как давно приходил к вам Фёдор Захарович Гуров по поводу завещания покойного Захара Модестовича?
— Простите великодушно, Алексей Филиппович, но здесь какое-то недоразумение, — удивлённо возразил Друбич. — Фёдор Захарович ко мне по такому поводу не обращался. Случись такое, я бы тот же час сообщил господину старшему губному приставу.
— И правда, Лев Маркович, видимо, действительно недоразумение. Должно быть, я неверно истолковал слова Фёдора Захаровича, — да, отступление моё смотрелось, как я понимал, неуклюже, но да ничего. — Кстати, Лев Маркович, а вам это странным не кажется? — тут же кинулся я в контратаку.
— Что именно могло бы показаться мне странным, Алексей Филиппович? — взглядом Друбич показал, что всё-то он понимает, но хочет услышать от меня прямой вопрос.
— Что главный наследник никак не проявляет интерес к завещанию, — мне что, мне и прямо спросить нетрудно.
— Не стану спорить, Алексей Филиппович, — признал Друбич, — выглядит такое и правда странным. И никаких разумных объяснений я этому не вижу.
— Ну отчего же, Лев Маркович, — то ли Друбич и вправду ничего не понимает, то ли всё понимает прекрасно, но хочет, чтобы вслух первым высказался я. Но, как я уже говорил, а мне-то что? И выскажусь, от меня не убудет. — Просто Фёдор Захарович знает, что никакого нового завещания его отец не оставил.