Ну ничего ж себе! Если я правильно себе представлял, в моём бывшем мире песня появилась куда как позже, хотя я и напрочь не помнил, когда именно. Дикушкин её уж точно знать не мог, да я и сам никогда полностью слов не знал. А тут, понимаешь, я пел, а он подпевал… Это что же, я до того допился, что стал способен на мелкие чудеса?! Нет, чудеса дело, конечно, хорошее, но больше я так пить точно не буду…
— Да вот, на войне слышал, солдаты пели, — придумал я отговорку. — Я и слова-то не все знаю, так, спел по пьяному делу, что упомнить смог.
— Ты, Алёша, больше так, пожалуйста, не пей, — пожурила меня Варя, — но если песню вспомнишь, запиши, что ли. Меня прямо за душу взяло…
М-да. Если не последнюю московскую боярыню и урождённую княжну берёт за душу песня о горькой судьбе несчастного ямщика, это показатель. Показатель того, что моей стране в этом мире повезло и нет в ней такой огромной пропасти между элитой и народом, какая была в послепетровской России бывшего моего мира. Что ж, стало быть, надо делать этот мир, теперь уже и мой тоже,ещё лучше. И с выгодой для себя да. Я же ведь тоже часть этого мира, и уж точно далеко не худшая часть, хе-хе. Впрочем, хороших людей здесь на моём пути встретилось немало. Тот же старший губной пристав Шаболдин, например. С лёгким удивлением я вдруг понял, что успел по нему соскучиться, да и по нашему кое-как ползущему розыску тоже. Что ж, вот прямо завтра с утра и навещу Бориса Григорьевича…
[1] См. роман «Царская служба»
[2] МКАД — Московская кольцевая автомобильная дорога, до недавнего времени фактически граница Москвы
[3] Приходит новый русский в автосалон:
— Мне «мерс» нужен шестисотый, чтобы «мокрый асфальт», чтобы стёкла тонированные и чтобы с пепельницей.
Продали ему машину, через три дня приходит опять.
— Мне «мерс» нужен шестисотый, чтобы «мокрый асфальт», чтобы стёкла тонированные и чтобы с пепельницей.
Продали снова, но через три опять приходит с теми же запросами. В салоне праздник, выручка летит вверх, но наконец кто-то из работников не выдерживает:
— Простите, а почему вы каждые три дня новую машину покупаете?
— Так это, блин, пепельница переполняется.
Глава 17. Улики, улики, полцарства за улики!
Пока я героически защищал свою диссертацию от придирчивых оппонентов, а затем разнузданно пьянствовал с Дикушкиным, старший губной пристав Шаболдин тоже времени не терял. Откровенно говоря, я никак не мог определиться, кому из нас повезло больше. Да, защита мне далась с некоторыми затруднениями, каковые я бы ни за что не назвал пустяковыми, да и заливаться алкоголем оказалось делом не шибко лёгким, но и Борису Григорьевичу досталась тяжкая задача извлекать хоть какие-то сведения из Ольги Кирилловны Гуровой. Прочитав допросные листы и выслушав пояснения пристава к ним, я в очередной раз убедился, что по части изворотливости и уклонения от ответов на простые, казалось бы, и недвусмысленные вопросы равных соперников у этой женщины найдётся немного. Впрочем, немногочисленность эта никак не радовала, потому как соперники эти если и появятся, то когда-нибудь потом, а Ольга Гурова — вот она, что называется, здесь и сейчас.
Сложности у Шаболдина начались уже при подготовке к допросу. Ему удалось раздобыть некоторое количество собственноручно сделанных Ольгой Кирилловной записей, но почерк в них несколько отличался от того, которым было написано письмо поручику Гурову, а графология у нас тут пребывает в столь же плачевном состоянии, как и почти вся научная криминалистика. В итоге приставу пришлось понадеяться на опыт и мастерство, наработанные им за пятнадцать лет службы, но помогло ему это не сильно.
Как ни бился Борис Григорьевич, в авторстве письма от имени несуществующего присяжного поверенного Ладникова Гурова не созналась. Не я — и всё тут. Откреститься от маскарада со шлафроком Ангелины Павловны Ольга Кирилловна, ясное дело, не смогла, но признала исключительно розыгрыш, целью которого было вывести на чистую воду неверную супругу и её любовника. Почему в таком случае говорила, что роман у Погорелова с Дашей? Ну, знаете ли, господин старший губной пристав, легко ли признавать такое явное попрание семейных устоев в доме?! Да, выгораживала эту похотливую жадную тварь, актрисульку да содержанку, но так исключительно же из почтения к памяти Захара Модестовича! Почему не призналась в розыгрыше сразу? Испугалась! Да, испугалась, ведь в ту же самую ночь Ангелина бедного Захара Модестовича и отравила! Откуда знала, что Погорелов пойдёт к Ангелине Павловне именно тогда, когда Елизавета Матвеевна должна была его обмануть? Не знала я, так уж само собой вышло! Давала ли Ангелине Павловне снотворное? Да вы что, эта заносчивая гадина из моих рук ничего бы не взяла! А тайно не подмешивала? Как вы только подумать могли такое! С какою целью сказали Алексею Филипповичу, будто присяжный поверенный Друбич не знает о завещании Захара Модестовича, если Фёдор Захарович к нему не обращался? Но тогда-то я и не знала, что не обращался, он мне потом только сказал! И так далее. С какой бы стороны Шаболдин ни атаковал, везде он натыкался на совершенно непробиваемую защиту. Конечно, выглядели ответы Гуровой, мягко говоря, не особенно убедительно, но без доказательств поймать её было пока что не на чем. Нет, я всё-таки верил, что если бы Шаболдин допрашивал Ольгу Кирилловну со всем усердием, а отдыхала бы от допросов она в одиночной камере, то рано или поздно сначала бы проговорилась, а потом и созналась, но начальство продолжало требовать от пристава, чтобы ко всем доказательствам и показаниям нельзя было подкопаться даже если рассматривать их в телескоп. Или в микроскоп, уж понятия не имею, чем они там пользуются.