— Ну не то, чтобы прямо уж надумал, — начал я, — но парочка соображений появилась, может, они куда нас и приведут.
Пристав устроился поудобнее и глянул на бутылку столь жалобным взглядом, что я налил ему ещё, ограничившись, однако, лишь половиной бокала. Мне его голова сейчас нужна ясной.
Для начала я изложил Шаболдину свои мысли относительно возможных причин выхода Ольги Гуровой на самое видное место, не скрывая от него ни крайней в данном вопросе неопределённости, ни сложностей, что подстерегают нас при попытках ту самую неопределённость развеять. Пристав слушал внимательно, а выслушав, сказал то же самое, к чему тут пришёл и я сам — что с Гуровой и так, и этак выйти может, что искать женщину, на которую Гуров захотел бы жену поменять, скорее всего, смысла нет, и что на портреты Гуровых надежды пока чуть больше, нежели на многое другое. Что ж, теперь-то можно выдать ему и соображение, неопределённость коего сам я оценивал намного ниже.
— Вот смотрите, Борис Григорьевич, — свой бокал я демонстративно от себя отодвинул, побудив пристава сделать то же самое. — Надо кому-то человека несуществующего придумать и поименовать вымышленным именем. И тут есть два пути. Один назовёт его попроще как-нибудь — Ивановым, Петровым или там каким Сергеевым не то Михайловым.
Шаболдин понимающе кивнул, показав готовность слушать дальше.
— А другой, — продолжил я, — решит придумать оной несуществующей персоне имя такое, чтобы не настолько нарочито просто звучало, как названные Иванов, Петров да Сергеев с Михайловым. Вопрос: откуда он такое имя возьмёт? Наверняка не скажу, но очень может быть, что просто вспомнит когда-то уже слышанное или как ещё знакомое…
— Предлагаете поискать Ладникова в окружении Гуровых? — на лету сообразил пристав.
— Не то чтобы предлагаю, — поскромничал я. — Тут ведь может выйти, как с Поляновой…
Шаболдин нахмурился и двумя большими глотками допил вино. Да уж, Полянову ту, которая оказалась Луговая, искать было делом уж очень заковыристым. [2] Слава Богу, тут же пришло в голову, что в этот раз поиск можно и упростить.
— А вот поискать просто Ладникова, по тем же спискам городской управы, например, и если таковой найдётся, тогда и посмотреть, встречались ли на его жизненном пути Гуровы или как, — слова эти я произнёс как бы полумечтательно-полузадумчиво.
— И то дело, — повеселел Шаболдин. — Есть у меня кого такой работой занять, пускай ищут. Тоже, если тот Ладников и сыщется, улика получится косвенная, но нам сейчас хоть какие сгодятся, лишь бы те улики были.
М-да, что-то я в последнее время взял моду постоянно признавать правоту Бориса Григорьевича… Впрочем, спорить тут и правда не с чем, нам и правда сейчас хоть бы какие улики найти, да побольше. Дело же не в том, Фёдор и Ольга Гуровы отравили Захара Модестовича или нет. Понятно, что они, даже я теперь с тем соглашался. Дело в том, кто из них непосредственно добавил яд в графин, и если это была Ольга Гурова, действовала ли она по сговору с мужем или же приняла и исполнила решение сама. Последний вариант смотрелся совершенно нежелательным, и если бы вышло так, это означало бы наше с Борисом Григорьевичем позорное поражение. Почему? Да потому что не верил я в такую возможность, вот просто не верил, и всё! Не может такого быть, чтобы она втайне от мужа всё провернула, не может! И если вдруг, не приведи Господь, всё-таки так и выйдет, значит, мы с приставом просто не нашли улик, доказывающих либо предварительный сговор супругов, либо просто согласие Фёдора Гурова на убийство. А допустить такое никак нельзя. Улики найти мы просто обязаны!
[1] См. роман «Жизнь номер два»
[2] См. роман «Семейные тайны»
Глава 18. Дела домашние и денежные
Ровно три года назад, 22 мая 2020, я начал выкладывать на АТ «Жизнь номер два» — первую книгу об Алексее Левском. В честь славной годовщины подарок — внеочередная прода! Следующая глава выйдет по графику, 24 мая. Приятного чтения!
— Вот, Алёша, всё у меня готово, — Оленька вручила мне средней толщины укладку. — Только ты не перепутай, пожалуйста, у меня там всё по порядку лежит, как по книжке идёт, — попросила она, когда я взялся за завязки.
Да, названая сестрица наконец закончила с иллюстрациями к «Волшебнику Изумрудного города» и теперь представляла свои труды на мой суд. Слово «суд», впрочем, звучало тут не вполне уместно — ну какой же это суд, раз уж ничего, кроме восторга и полного удовлетворения её работой я высказать не смог бы, даже если б вдруг и захотел? Причём восторги мои были вызваны не только качеством самих рисунков, но и их аккуратнейшей подборкой по порядку с подписью на обратной стороне каждого, к какому месту в тексте он относится. Будучи хорошо знакомым с некоторой неорганизованностью и торопливостью, свойственными Оленьке как натуре творческой, я прекрасно понимал, что создание этой укладки не только можно, но и нужно считать настоящим подвигом.