…Со следующего дня розыск пошёл своим чередом, прямо на ходу набирая обороты. Сначала я вытащил в Елоховскую губную управу Андрея Василькова, чтобы тот снял у мёртвой Ольги Гуровой отпечатки пальцев, затем Шаболдин под расписку выдал ему склянку, с которой уже закончил работать губной прозектор, взявший смывы для исследования яда. Потом прозектор занялся самим телом, а Курков продолжал искать, через кого могли утечь из конторы присяжного поверенного Манькова сведения о тех самых облигациях. Такая работа не могла не дать результатов, и уже скоро они последовали.
Первым доложился прозектор, выдав заключение о том, что в склянке из будуара Ольги Гуровой содержалась аква-тофана, приготовленная по точно такой же рецептуре, как и использованная при отравлении её свёкра. Он же подтвердил отравление аква-тофаной самой Гуровой и установил, что умерла она никак не позже трёх-четырёх часов пополуночи. Впрочем, выводы эти для нас с Шаболдиным были ожидаемыми и лишь подтверждали наши умозаключения.
Единственный пока в этом мире эксперт-дактилоскопист Васильков тоже ничего особо неожиданного нам не преподнёс. На склянке он обнаружил отпечатки пальцев шести человек, отпечатки четырёх из них готов был при необходимости сличить с взятыми у их носителей, по двум другим указал, что полностью срисовать их не смог, поскольку поверх них оставлены более свежие. Но для нас главным смотрелось категорическое утверждение Василькова о том, что пальцевых следов, соответствующих отпечаткам, взятым им с женского трупа в губной прозекторской, на склянке не было. Вот Фёдор Захарович удивится, когда после ареста его подвергнут непонятной и пугающей процедуре, хе-хе… А ведь подвергнут, Шаболдину новшество явственным образом понравилось.
И не только, кстати, Шаболдину. Выслушав Василькова, мы втроём отправились к заведующему Елоховской губной управой, и Андрей Семёнович столь красноречиво и убедительно представлял старшему исправнику Малышеву дактилоскопию в целом и результат исследования склянки в частности, что тот дозволил Шаболдину взять Фёдора Гурова под стражу, как только пристав посчитает это необходимым.
В сообщении присяжного поверенного Друбича о принятии судом к рассмотрению иска Фёдора Гурова о признании Василия Гурова недостойным наследником ожидаемым для нас стал сам факт того принятия, потому как благодаря тому же Друбичу о подаче иска мы с приставом знали заранее.
На фоне всего этого неожиданными оказались только результаты кропотливой работы помощника губного пристава Куркова. За неполную седмицу этот упорный и способный молодой человек со всею дотошностью проверил всех служащих конторы присяжного поверенного Манькова на предмет внезапного и необъяснимого обогащения за месяц до смерти Захара Модестовича Гурова и в течение месяца после оной, ни единого такого случая не обнаружив, а также установил, что уволился за это время из конторы один лишь старший писарь Лютик, да и тот по причине нездоровья. То есть вопрос об утечке от Манькова сведений об облигациях полностью потерял возможность своего прояснения. Если, конечно, Шаболдин каким-то образом не выжмет это из Гурова, коему пребывать на свободе оставалось совсем уже недолго.
[1] Реальный случай из истории нашего мира: на одном из первых в Англии судебных процессов, где отпечатки пальцев были представлены как доказательство, присяжные признали подсудимого виновным. На основании их вердикта судья приговорил его к повешению, обозначив, однако, своё недоверие к доказательствам.
[2] См. роман «Хитрая затея»
Глава 29. Признания, доказательства и сомнения
В прошлой моей жизни я никаких дневников не вёл. В жизни теперешней мысли об этом меня уже пару раз посещали, но до их исполнения так и не дошло. Однако делать кратенькие записи я всё же привык, чтобы потом, когда состарюсь и засяду за мемуары, не путаться в днях, месяцах и годах. До старости мне, слава Богу, ещё далеко, но заглянуть в те самые записи пришлось — захотелось посмотреть, сколько ещё времени остаётся до назначения судом наследования за Захаром Модестовичем Гуровым по обычаю ввиду отсутствия завещания покойного.