Веру жег непрекращающийся огонь. Ей нужна была, если уж не надежда на возврат к прежнему, то хотя бы ясность в отношениях, ей был необходим честный разговор. Сначала она решила понаблюдать и выбрать наиболее подходящее время для выяснения отношений. Но с каждым днем Лев был все дальше от нее, и к боли от разрыва их единого тела добавлялся ужас от размеров этой рваной раны. Ждать стало невозможно. Несколько раз она собиралась с духом, чтобы начать разговор, но слезы душили ее, и чтобы не показать этого, она уходила к себе. Лев, конечно, это замечал, и его это только раздражало, а не смягчало. В один из вечеров он пошел за ней, плачущей, чтобы прекратить это тягостное положение уже все равно с каким исходом.
– Что случилось, Вера? – спросил Лев, стараясь быть спокойным, отчего его голос стал холодным.
Вера прекратила плакать.
– Я уезжаю к маме.
– Зачем?
– Чтобы не жить с тобой.
– Ты меня разлюбила? – все это говорилось убийственно спокойным голосом.
Слезы высохли от удивления перед таким безразличием.
– Это ты меня разлюбил.
– Нет, я люблю тебя.
– Зачем ты мне лжешь? Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю? Или ты таким образом успокаиваешь совесть? Зачем? Разве она у тебя есть? Ты достаточно хорош, чтобы обойтись без нее.
Лев наклонил голову набок и устало рассматривал Веру. «Как странны человеческие чувства!» – думал он, – «Еще недавно он был готов воевать со всем светом только по одному слову этой девочки. А теперь ее слезы раздражают».
– Зачем ты позвал меня оттуда? Я ведь уже была готова умереть. Знаешь, какую свободу дает готовность умереть? А ты привязал меня к жизни. Что я буду делать без тебя?
– Оставайся. Зачем ты так драматизируешь?
Вера была бы готова спорить о том, изменял ли Лев, она готова была быть обманутой вторично, но она не могла переносить такого спокойствия. Она не смогла даже остаться сидеть.
– Драматизируешь? Драматизируешь?
Лев покивал головой.
– Да ведь ты же умер для меня только что! Неужели я смогу хоть сколько-нибудь быть рядом с остывающим телом того, кого раньше любила? Ты помнишь Сашу? Он, пока лежал в реанимации, просил передавать мне, что обязательно скоро поправится, а потом попросил передать мне его катера. Он беспокоился об этом, пока не умер, – Вера достала из кармана платья Сашины катера и показала их, как и он тогда – на раскрытой ладони.
Острым прутом боль стегнула Льва по лицу. Он даже невольно дернулся.
Вера встала, собрала что-то из своих вещей, позвонила водителю и отправилась к маме. Лев не удерживал ее.
Вера приехала к маме на Замшину улицу, отпустила водителя, но не стала подниматься наверх, а пошла бродить по вечернему городу. Она добралась по Пискаревскому проспекту до набережной Невы напротив Смольного собора. Русло в этом месте имеет изгиб, течение быстрое со множеством водоворотов. Вера немного прошагала по набережной, постояла, рассматривая темную воду, играющую отражениями огней, опустила бывшую в ее руках сумку на гранитный настил и бросилась вниз.