Она закрыла глаза и почувствовала, что у нее болит сердце. Сьюзен, тебя все время сбивают с ног, а ты поднимаешься, чтобы тебя опять ударили. Только потому, что он проявил немного внимания к тебе, ты решила, что он хочет, чтобы ты осталась здесь навсегда.
Но ему захотелось дотронуться до меня, упрямо напомнила она себе. Он сказал, что между нами что-то происходит…
— Что с салатом?
Это прозвучало так неожиданно, что она вздрогнула и прижала руку к груди. Зелень осыпала ее свитер и упала на пол.
— О, — сказала она убитым голосом и прикусила губу, сдерживая полузабытое, детское желание расплакаться.
— Я уберу. — Он вытер пол и выпрямился. — Вы не ответили мне.
Сьюзен почувствовала отчаяние. И это даже принесло ей какое-то мазохистское удовлетворение — все, увы, слишком знакомо. Ей показалось, что она всегда была беспомощным зрителем в театре своей жизни, который ничего не в силах изменить. Давным-давно она не смогла предотвратить женитьбу отца, потом не сумела отстоять свою собственную комнату, когда сестры потребовали, чтобы она уступила ее.
— Им так нравится твоя угловая комната, дочка. Ты ведь не возражаешь?
И она не осталась жить в своем доме после смерти отца. Ее всегда слишком легко отодвигали, когда она оказывалась на пути чьих-нибудь желаний.
Но ведь ты всегда уступала без борьбы? — этот вопрос прозвучал так громко, что Сьюзен замерла. — А если бы ты хоть один раз сказала «нет»? Нет, я не отдам свою комнату, нет, я не уйду из отцовского дома… Что было бы, Сьюзен, если бы ты перестала молча уступать?
Эта мысль полностью захватила ее: нужно просто перестать быть беспомощной.
— Нет. — Она произнесла это осторожно и очень тихо.
— Что? — переспросил Шон.
Очень аккуратно и очень медленно она положила ложку в салатницу и повернулась к нему.
— Нет, — произнесла она погромче. Затем посмотрела в его холодные серые глаза и добавила. — Я не уезжаю.
Взгляд ее стал твердым, а голос ровным, но сердце замерло в ужасе, ожидая ответа. Выражение его глаз изменилось.
— Не уезжаете? Что это означает? Вы намереваетесь остаться здесь навсегда?
Сьюзен помедлила, чувствуя, как от этого ледяного, саркастического тона тает ее решимость.
— Нет… только до тех пор, пока не сумею доказать… — она запнулась, подбирая правильные слова.
Он не двигался, но глаза его нетерпеливо заблестели, и в них появился огонек недоверия.
— И что же вы собираетесь доказывать? — резко спросил он. И не успела она ответить, как подозрительность в его взгляде сменилась мрачной уверенностью. — Что я действительно способен на то, что описывает Джудит? — его голос стал очень жестким. — Вы ждете окончательного подтверждения моей низости, чтобы написать этот проклятый сценарий с чистой совестью?
Сьюзен протестующе замотала головой, но он, казалось, не замечал этого.
— Тогда позвольте, я сэкономлю ваше и свое время, — прорычал он и, сделав шаг вперед, так грубо схватил ее за плечи, что она задохнулась. — Существование именно этого Шона Форрестера вы хотите доказать? Это тот человек, который сделает фильму кассу? — Его пальцы впивались в ее тело, глаза сузились. Он сделал еще один шаг и сильно прижал ее к себе.
— Человек, который берет все, что захочет, и плюет на последствия — именно в такого Шона Форрестера вы хотите верить, да?
Ее голубые глаза расширились от ужаса, она попыталась покачать головой, но он крепко обхватил ее руками.
— Я не думаю, что много теряю на этом. С тем же успехом я мог бы соответствовать вашему сценарию и сделать то, что хотел с той самой минуты, как вы переступили порог моего дома.
Он помедлил какое-то мгновение, как будто даже теперь давая ей возможность остановить его. И это было возможно — она понимала, что он не смог бы взять женщину против ее воли, — но не стала этого делать. Так или иначе, она уже давно ждала этого поцелуя.
Но что это был за поцелуй! Скорее наказание за постоянные сомнения. Губы Шона буквально расплющили ее рот, пальцы сдавливали голову, а острый угол кухонного стола врезался в спину. Он глубоко вздохнул, и Сьюзен вдруг почувствовала, как неестественная для него жестокость стала сменяться мягкой нежностью. Горло Шона задрожало, он издал звук беспомощного животного в ловушке и погрузил пальцы в ее волосы, словно в отчаянии.
Боже, он вне себя, подумала Сьюзен, ощутив на мгновение свою власть над ним. Это было такое потрясающее ощущение, что губы ее невольно раскрылись, и она жадно ответила на его поцелуй.
— В конце концов, мне все равно, даже если ты пытаешься загнать меня в ловушку, — выдохнул он, содрогаясь, и нежно повернул ее лицо к себе. — Думай что хочешь, Сьюзен. Боже мой, думай все, что хочешь. Пусть у меня будет хотя бы это.