Он пожал плечами.
— Мы помогали друг другу принимать правильные решения и удерживали от неверных. Вот и все. Если однажды вы делаете большую ставку, то потом она просто удваивается, утраивается… Деньги сами начинают работать.
— А потом вы купили «Сыпучие Пески».
Он усмехнулся уголком рта.
— Алекс пошел мне навстречу. Единственная причина, по которой он приобрел здесь половину, заключалась в том, что мы никогда ничего не покупали отдельно друг от друга. Он считал это плохой приметой или чем-то в этом роде. Дом за городом был моей мечтой, не его.
— А какая мечта была у Алекса?
Его лицо стало жестким.
— Несбыточная.
Сьюзен молчала, чувствуя, что вопросы больше не нужны.
— У него не существовало настоящего дома. Мать ушла, когда он был совсем маленьким, а отец считал, что широкий кожаный ремень отвечает на все вопросы воспитания. — Сьюзен вздрогнула, но ничего не сказала. — Мне деньги обеспечивали жизнь, далекую от суеты и шума, для Алекса они стали пропуском в общество. В глубине души он оставался все тем же ребенком, который когда-то не мог позволить себе пойти в приличный ресторан, потому что у него не было галстука. Но деньги покупают билеты в первом ряду почти где угодно, а именно это ему и нравилось. Это суть его мечты. Вполне безобидная. Во всяком случае, за нее не стоило умирать.
На этот раз тишина, установившаяся в салоне, не тяготила. Машина проехала последнюю полоску леса, взобралась на желтый пригорок и спустилась в полуденную тень живописного городка на берегу реки. По другую сторону крытого моста возвышалось здание современной больницы с площадкой для вертолетов, выглядящей довольно неожиданно в этом месте.
— Приехали, — сказал Шон, останавливая машину.
— Вас здесь знают?
Он как-то странно улыбнулся.
— Да, пожалуй.
— Тогда не ходите со мной.
Нахмурившись, он повернулся к ней.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы люди, с которыми я буду разговаривать, стали тщательно подбирать слова, видя вас рядом со мной. Оставайтесь в машине. Я скоро вернусь.
Выйдя из машины и направляясь к больнице, она плотнее запахнула пальто. Свежий северный ветер холодил лицо и ноги. Она услышала звук резко хлопнувшей дверцы.
Пожилая женщина за столиком подняла глаза и улыбнулась.
— Я могу вам помочь?
Сьюзен улыбнулась в ответ.
— Надеюсь, что да.
Почти час спустя, засунув блокнот с торопливо сделанными записями в карман пальто, она вышла на крыльцо больницы и удивленно остановилась, увидев, что уже стемнело.
«Роллс-ройс» стоял на прежнем месте, двигатель все еще работал и на фоне темнеющего неба виднелся силуэт Шона, сидящего на месте водителя. Он спал, положив голову на спинку сиденья.
Он измучен, подумала Сьюзен, вспоминая тоскливый взгляд Шона, когда он рассказывал об Алексе. Она стояла и с сочувствием смотрела на него. Сьюзен и сама начинала ощущать усталость и решила, что для одного дня сделано достаточно. Кроме того, ей было о чем подумать после разговора с медсестрами.
Она поспешила к машине, пряча лицо от порывов ветра. Она открыла дверцу, внося с собой свежий ледяной запах приближающейся зимы, и Шон, сощурившись, посмотрел на нее.
Ее щеки горели, а светлые волосы рассыпались в беспорядке, когда она откинула капюшон.
— Извините, что так долго. — Она виновато улыбнулась, потирая руки, чтобы согреть их.
— Где ваши перчатки? — голос прозвучал хрипло.
Она замерла на мгновение, потом, порывшись, выудила их одну за другой из кармана, торжествующе улыбаясь.
— Не беспокойтесь, я их не потеряла.
Он посмотрел на перчатки, потом на нее.
— Я не об этом беспокоился, Сьюзен. Куда вы собираетесь ехать теперь?
Нежась в тепле машины, она пошарила рукой, ища ремень безопасности, и сказала со счастливым вздохом:
— Домой.
Он замер.
— Домой? — он повторил это очень ровным голосом, глядя прямо перед собой.
— Домой, — кивнула она. — Шериф может подождать до завтра.
Он молчал и не двигался так долго, что она взглянула на него с удивлением.
— Что-то случилось?
— Нет, — сказал он наконец, но так тихо, что Сьюзен пришлось наклониться, чтобы расслышать его. — Все в порядке. Домой так домой.
И тут она похолодела. Машина медленно выбиралась на дорогу. Домой… Она сказала Шону, что хочет домой. Она могла сказать иначе, — что хочет вернуться в «Сыпучие Пески» или в его дом, — но у нее вырвалось то самое слово, которое нельзя было произносить ни в коем случае. А теперь поздно, это уже невозможно поправить.