Почуяв зовущий взгляд, вскинула голову. Наэ, летевший впереди, глядел на меня и манил рукой. Наэ, которого я еще малышом катала на спине, таскала для него сладости со столов человечьих королей, Наэ, который некогда по детской доверчивости шепнул мне свое истинное имя - Иери. Маленький Наэ Иери, теперь взрослый и чужой. С глаз долой - из сердца вон. Я думала, он забыл меня - мало ли у него было таких как я, мамок-нянек, шутов-скоморохов.
Расталкивая собратьев, поспешила на зов. Какой-то демон огрызнулся, мол, куда прешь не по чину, но тут же спохватился и куснул зазевавшегося брата, который не спешил уступать мне дорогу. По приказу Господина мы, его слуги, сделаем все, что угодно. А для его сына - и без приказа.
- Радуйся, Кайрэ! - пропел Наэ, а ветер обнимал его, кутая в его же собственные волосы. - Повелитель дарует тебе прощение.
Известно, что Господин никому ничего не дает просто так. Потому я не спешила радоваться. Наэ ухмыльнулся, сверкая клыками, и добавил:
- Этой ночью ты станешь свободной. Если...
У меня все заныло внутри. Это "если" может быть каким угодно. Если уведешь добычу у Герне Оленеголового, если неузнанной пропляшешь на балу Королевы Сумерек, если вычерпаешь ладонями Полуночное море, если освободишь из заточения Морской Народ... Или если притащишь за бороду Белого бога.
- Если приведешь душу.
- Любую? - не веря своему счастью, спросила я.
- Любую, - равнодушно пожал плечами наймарэ.
Плеснул крылами и ушел вниз, замыкая в кольцо визжащий хоровод.
Душу! Всего лишь смертную душу в ночь охоты, когда сам Бог (если только он существует) велел нам ловить и хватать все что дышит и шевелится, все, что способно испытывать страх.
Эгей, братья и сестры, свирепое мое племя, спущенное сегодня с поводка! Если мне повезет этой ночью, я вернусь к вам!
Если я словлю сегодня свою удачу. Удачу о двух ногах, с горячей кровью и испуганным сердцем.
А отчего бы мне ее не словить?
Ниже, ниже, ниже, сжимая тугие витки, пока весь наш хоровод не превратился в гудящую хохотом трубу, пляшущую на гибком стебле воронку, с зевом, повернутым к беззвездному небу. Зеленоватой вспышкой блеснуло узкое тело Наэ, он сложил крылья и упал вертикально вниз, призрачным клинком вонзившись в мокрые камни площади. Твердь вздрогнула - и хоровод распался.
Свистнул освобожденный ветер, раскручиваясь сорванной с колков струной, бичом хлестнул по стенам, по крышам, по запертым ставням, стаей птиц поднимая в небо сланец и черепицу. Ахнул выдранный с корнем флюгер, с надсадным треском начали лопаться толстые просмоленные доски, многоголосым воем откликнулись проемы арок, флейтами запели переулки, и сейчас же дождь и снег, и соленое ледяное крошево брызнуло на камень стен будто кровь из ран.
Меня едва не приложило о выступ карниза, я вывернулась в воздухе, задев плечом дребезжащий лист крашеной жести - и металлический прут, на котором он висел, переломился. Молния прошила мутный мрак, я успела прочесть на летящей куда-то вбок вывеске: "У Горгульи".
И засмеялась.
Нет никакой горгульи!
Не увидите меня больше! Некому будет охранять порог вашего убогого заведения, некого будет обстреливать снежками, целя в нос, некому забираться на плечи, колотить пятками по груди, держась за уши и вопя что есть мочи: "Но! Но! Вперед, на врага!", некому садиться на голову, чтобы сожрать тухлую рыбу с ближайшей помойки, некому нагадить тут же на спину, некому любоваться на пьяные драки, некому блевать под ноги, рисовать углем усы, по праздникам вешать венок на шею, класть ладонь на лоб и говорить "будь здорова, подруга!" Некому! Некому! Ищите себе другую каменную куклу, смертные!
Тьфу на вас.
Одна потерянная душа, забывшая себя от страха или отчаяния - и заклятие рассыплется. Одна душа в ночь охоты, всего-навсего одна погибшая душа, а ведь я некогда ловила вас десятками, глупые, трусливые, теряющие волю от одного только свиста крыльев. Вы думаете, заговоры и талисманы уберегут вас? Рябиновый дым отпугнет охотников? Крепкие ставни не пустят нас в дом?
Глупцы! Взгляните только, как летит черепица, обнажая ребра стропил! Взгляните, как разваливаются трубы под напором ветра, послушайте, как в порту трещат давленными орехами ваши хваленые корабли, когда буря разбивает их о волнолом! Небо взбесилось и рычит от ярости, и лупит наотмашь бичами молний, и земля стонет, отверзая холмы и пещеры, и трескаются камни, и деревья, выстоявшие в прошлых схватках, рушатся навзничь, как поверженные в битве ветераны. На юге люди молятся Белому Богу, но с тем же испугом запирают двери; здесь, на севере, смертные надеются на крепость стен и на силу древних знаков - но и тех и других эта ночь пробует на слом. Для тех и для других это испытание страхом, и тот, кто отдаст себя страху - отдаст себя тьме.