Иери!
Я уже открыла рот, чтобы произнести его вслух, но пальцы Наэ легонько коснулись плеча.
- Пора, Кайрэ, - сказал он. - Поспеши. Мы уходим.
- Да, - выговорила я через силу. - Да.
Он скользнул по проходу, царапая утоптанную землю концами крыл, иззелена-белой молнией прянул вверх и исчез в проломе.
Запоздало я прижала пальцы к губам. Чуть не вырвалось! Альмы Господина разорвали бы меня в клочки, если бы я посмела приказывать его сыну. Все внутри свело от страха. Некоторое время я не могла отдышаться.
А сарай тем временем опустел. Последним кое-как выбрался черный ублюдок, таща за собой уже окоченевшее тело. Трупоед проклятый, чтоб ты подавился.
Вокруг не осталось ни единого живого. Только моя добыча еще дышала. Но и это ненадолго.
Ладно. Пусть отвалят подальше. Еще одной драки... может, и выдержу, но потом долго отлеживаться буду. А сюда, в разгром, никто из наших уже не сунется. Разве только какая-нибудь мелочь безобидная, за объедками с барского стола.
- Подруга...
Очнулся.
- Ну что тебе?
- Воды...
- Обойдешься.
Он повозил головой по тряпью, вздохнул поглубже и раскашлялся. В груди у него хрипело и хлопало.
Человек кашлял, брызгая себе на подбородок розовой пеной, а я сидела и думала - что за хилые твари, эти смертные. Вот этот, например. Ткнули его чем-то острым в грудь - и пожалуйста, человека нет, есть пища для червей. И чего болтал «будь здорова, будь здорова»?.. Себя бы поберег, доброжелатель убогий.
Потом человек лежал, закрыв глаза. Отдыхал. Темные с проседью волосы облепили ему лицо. Пена сохла, пепельной коркой стягивая губы. Больная плоть щедро лучила в ночь напряженный неистовый жар. Я даже видела этот жар - красноватым маревом, ореолом, окутывающим тело. Его дыхание пахло кровью. Человечьей кровью, сладкой, терпкой, пьяной. У меня жгло под языком.
- Темно, - он отдышался и теперь снова смотрел на меня. - Где... эти?
- Ушли.
- А ты?
- А я тебя сторожу. Чтоб не украл никто.
В темных глазах человека дрожало пламя. Он смотрел и смотрел, и я отвела взгляд. Не люблю играть в гляделки, пропасть их побери.
- Я умираю? - спросил человек.
- Да.
- Ты посидишь со мной?
Я не ответила.
Пропасть.
Пропасть.
Поерзала задом по полу, подтянула колени к груди, обняла их. Левое, искусанное, распухло и нудно болело. Болел измочаленный живот. Болела рука. И ухо тоже. Пропасть.
- Подруга, - не унимался человек. - Как звать-то тебя?
- Не твое дело.
- Это... не имя.
- Кайрэ. Кайрэ меня зовут.
- А меня Юго.
- Да знаю я.
- Меня в детстве... обзывали. Юго, Юго, ревет как белуга...
Я фыркнула.
Помолчали.
- А у Юго есть подруга, - пробормотал человек после долгой паузы. - У нее когтей... до черта.
Закрыл глаза и заткнулся, наконец.
Он умер перед рассветом, когда петухи прокричали второй раз. Я, конечно, могла бы его поторопить, да только к этому моменту мне все было едино. Когда он перестал дышать, я натянула одеяло ему на лицо, кое-как поднялась и поковыляла к выходу.
На всплывшее к потолку слабо сияющее пятно я и не взглянула. Еще чего. Сказала только, пнув перевернутую жаровню:
- Пока не рассветет, не вздумай высовываться.
Он не ответил, конечно. Может, и не услышал, а если услышал, то не понял. Впрочем, меня это уже не интересовало. Он сейчас соображает меньше воздушного шарика.
Пропасть.
Все тело затекло и онемело. Ерунда. Теперь я нескоро хоть что-нибудь почувствую.
Буря улеглась, холодный воздух пах снегом и солью. В прорывах туч поблескивали звезды, земля внизу осторожно переводила дыхание. Я летела одна в пустом небе.
Третьих петухов я не услышала, но явственно ощутила перемену в воздухе. Ветер упал, пресекся свободный эфирный поток, будто срезанный ножом. Границы сошлись, беззвучно закрылись двери, оставив после себя только легкую дрожь в тонких слоях. Серединный мир замкнулся словно мыльный пузырь. Где-то за облаками, над краем окоема всходило солнце.
Чувствуя как костенеют крылья, я пошла на посадку. На взгорке топорщился еловый лесочек. Обломком базальта, пущенным из камнемета, я пропахала его насквозь, а за мной ворохом сыпались на землю срезанные ветки. Повезло - я с размаху врезалась в мох и палую хвою. Покатилась было вниз, но застряла растопыренными крыльями в кустах, сикось-накось, лицом вниз. Одно крыло мне удалось сложить, второе уже окаменело и осталось торчать парусом.
Интересно, чем еще одарит меня Господин за то, что я не сумела долететь до своей распроклятой тумбы? Еще семьдесят лет валяния в кустах носом в землю? Где вся радость - наблюдать жизнь муравьев и прочих лесных тараканов.