Доброе. Светлое. (общий файл)

– Забирайте его, – приказал папа.

Один из гвардейцев вытащил из сумки серебряные браслеты и ошейник и направился ко мне. Я обмер, но тут Лорд Света без тени улыбки пояснил:

– Нет, не Тинара. Мальчишку у стенки.

Боги, надо было видеть, как вытянулось лицо некроманта! Еще бы, для папы он – мальчишка, не более того. Что по магической силе, что по возрасту. Я почувствовал, что губы невольно расползаются в глупейшей улыбке.

– А с тобой мы сейчас побеседуем, – пообещал мне папа голосом, явно показывающим, что меня сейчас будут отнюдь не пряниками кормить.

Некромант не сопротивлялся – понимал, что бесполезно, – и позволил себя увести. Едва последний гнолл исчез в портале, папа одним словом закрыл его. Мы остались вдвоем.

Сначала просто молча буравили друг друга глазами. Папа явно мстил за убитые мной нервы, а я не знал, с чего начать. А начинать надо было – не ровен час, моя команда решит предпринять побег и шахур кого-нибудь сожрет. Будет больно и обидно, особенно учитывая, что помощь близко.

Я со свистом втянул в себя воздух, готовясь открыть душу. Была – не была.

– Пап…

– Лорд Света, – ледяным тоном поправил меня тот.

Слова хлестко, как кнутом, ударили по сердцу. Я сморгнул и удивленно посмотрел на собеседника. Никакой реакции. Все тот же стальной немигающий взгляд, нахмуренные брови и сжатые губы. Не эльф, а статуя. Холодная, каменная, бессердечная. Иными словами, Лорд Света.

Захотелось заорать и швырнуть в папу что-то тяжелое. Да хотя бы ту же подставку, которая лежала в опасной близости и служила источником огромного искушения. Но я подавил этот порыв. Я пообещал Светлоликому, что если спасусь, извинюсь перед папой и женюсь. Такие обещания не нарушаются. Тем более принцем. Даже если этот принц заблуждался насчет своего родителя и искренне верил в любовь оного. Все ошибаются. Мне надо радоваться, что я узнал об этом сейчас, а не через пятьдесят лет. Однако никакого удовлетворения я не чувствовал. Я вообще ничего не чувствовал. В душе царила пустота – не было ни злости, ни ярости, ни раздражения. Только опустошенность – и глухая стена, запершая все эмоции в самом глубоком уголке сознания, скрутившая их в тонкий жгут и сжавшая до размеров точки. Гордость вопила о том, что при подобном отношении мне не за что извиняться, но я задушил ее, растоптал, едва ли не поглумившись над останками. Зачем мне гордость при таком родителе? Она лишняя. Такая же лишняя, как и эмоции, чувство привязанности, любовь…
Стена, казалось, надежно запиравшая все мои переживания, чуть дрогнула, но я тут же вышвырнул из головы все лишние мысли. Милорд мой отец жаждет извинений? Он их получит.
Я встал так, что ни один церемониймейстер не смог бы придраться к моей позе или счесть ее недостаточно уважающей, и нацепил на лицо маску бесстрастия. Чувствовать или не чувствовать я могу все, что угодно, но па… то есть, Лорд Света… Он этого не увидит. Никогда.

– Простите. – я вздернул подбородок, – Милорд мой отец… – выдавить из себя нужные слова наяву оказалось труднее, чем в мыслях, – Я хочу официально принести свои извинения. Вероятно, я был неправ в оценке своих мыслей и поступков, а также ваших действий в отношении меня. В свое оправдание могу сказать только то, что я всегда слабо разбирался в политике, в связи с чем ваши планы относительно моей свадьбы казались мне…

Я насквозь официальным канцелярским языком без капли искренности в голосе просил у папы прощения. Точнее, не у папы, а у Лорда Света. Папы сейчас здесь не было, был только насквозь прожженный политик, который злился не из-за пропажи сына, а из-за сорванных дипломатических планов. Сухими фразами я сказал ему то, что он наверняка хотел от меня услышать – что я осознал свою ошибку (имея ввиду, что ошибался в папе), которую хочу исправить, что я готов следовать его воле и сожалею, что принес столько страданий своей семье. Потом добавил в голос чуть-чуть едкости и заметил, что мои суждения о милорде отце были неверными – мол, как и любой король, он ставит политические ценности выше семейных, что поразило меня и открыло глаза на суть родственных связей в нашей семье…

На этой фразе он издал какой-то нечленораздельный звук, одним шагом оказался рядом со мной, притянул к себе и обнял, мгновенно превратившись из Лорда Света в папу.

– Тин, какой же ты идиот, – прошептал он мне в затылок голосом, теплота которого с излишком компенсировала предшествующий холодный тон и ледяной взгляд. Жгут эмоций звонко лопнул и раскрутился, чувства плотной волной накрыли меня и затопили душу. Я буквально купался в раскаянии, любви, облегчении – и затмевающей все и вся радости. На глаза навернулись слезы, губы предательски задрожали, и я с силой ткнулся в папино плечо, чтобы не расплакаться.

Действительно, какой же я идиот! Слава Светлоликому! Сейчас мы поругаемся немного, потом будет гневная отповедь – и мы снова помиримся. И все будет хорошо. Все станет почти как раньше.

Нет. Не как раньше. Лучше. Уж я об этом позабочусь.
Пару минут мы так и стояли – папа молча дышал мне в затылок, а я, стараясь всхлипывать как можно тише и незаметнее, пытался загнать дурацкие слезы обратно. Буря эмоций в душе сменялась умиротворением и верой в лучшее.
Эти две минуты я был счастлив.
А потом папа отодвинул меня на расстояние вытянутой руки и снова осмотрел. И опять нахмурился. Я в последний раз шмыгнул носом – все-таки мне удалось победить слезы и не разрыдаться, как какой-то барышне. Но папин взгляд выдернул меня из Поднебесья и вернул на твердую землю.
Ну, все. Сейчас будут бить. Папа выяснил, что сыночек в относительном порядке – как физическом, так и душевном, – значит, можно начинать бить головой о собственные ошибки. И будет лучше, если я начну сам.

– Пап, я… действительно прошу прощения…

Он лишь хмыкнул в ответ. Хорошо, он в добром расположении духа и пока не злится. Можно продолжать.

Набравшись храбрости, я выпалил:

– Пап, я рассчитывал…

– Ты рассчитывал? – перебил он меня.

Не поняв насмешки, я добавил:

– Ну… Я думал…

– Ты – думал ?! – Лорд Света расхохотался. Хохот был нервным и ярко показывал мне, как сильно папа переживал за меня.

– Пап! Я же серьезно! Я у тебя прощения прошу, а ты издеваешься!

– Тин, – папа явно получал удовольствие от ситуации, – Ты не в том положении, чтобы позволить себе возмущаться. Но продолжай, ты меня заинтриговал. – и он с преувеличенным интересом уставился на меня.

Из вредности я ответил:

– Я уже закончил. – вызвав тем самым новый приступ хохота у отца.

– Ну? – спросил он, отсмеявшись, – Что будем делать?

– Со свадьбой?

– Ну да.

– Будто у меня есть выбор… – невесело заметил я.

– Вообще-то есть.

Я вытаращил глаза так, что они чуть на пол не выпали. Так у меня выбор был?! Тогда чего они молчали?!

– И?..

– Ты можешь жениться…

Ага, а можешь не жениться. Спасибо. Замечательный выбор.

– …или отказаться…

Вот! А я что говорил?

– …но в этом случае я выдам Кейру замуж за младшего брата Деяры.

Я прикрыл глаза. Сосчитал до десяти, потом до двадцати. Затем до боли впился ногтями в ладонь. Ничего не помогало – хотелось взвыть.

– Милорд мой отец, по-моему, у вас не все дома…

– Да. – папа наотрез отказался понимать намеки, – В частности, мой сын сейчас бродит где-то у дохра на рогах. Может, встречал – наглый и самоуверенный мальчишка двадцати с лишним лет, но с гонором на все двести?

– Ты специально, да? – тихо спросил у папы.

Тот только пожал плечами.

Вот интриган! Нарочно поставил меня перед выбором. Либо моя свобода, либо Кейра. Политик, как есть политик! Но, слава Светлоликому, все равно любит. И я его люблю. И маму. И Гета. И Кейру. Перед глазами встала сестренка – невысокая эльфиечка с большими мамиными синими глазами под светлой челкой, вечной улыбкой на детском курносом лице; тонкие ручки мнут одну из лент на новом платье, на щеках – легкий румянец смущения. И вот это вот маленькое чудо отдать непонятно кому? Ладно еще я – я взрослый парень, мне проще. А каково будет Кейре? Когда она вырастет и поймет, что папа ее в далеком детстве отдал непонятно кому? Нет, я верю, что папа не отдаст свою дочь в плохие руки, но… Да дохра с два я позволю ему сделать Кейру разменной монетой!