глубже гордость и желание участвовать во всех их делах, то, объективно говоря, они правы. С момента моей драки с вампиром прошло всего два дня, и моя физиономия в данный момент переливалась практически всеми цветами радуги, что могло привлечь к нам ненужное внимание. Джар разрешил Даре только осмотреть меня на предмет внутренних повреждений и переломов – коих, слава Светлоликому, не оказалось, – а про лицо сказал, мол, пусть само заживает. А я и не настаивал на экспресс-лечении. Глаза открывались-закрывались нормально, и выполнять прямые обязанности мага мешала только припухшая нижняя губа, которая не давала четко произносить слова.
Мне это, правда, не особенно мешало. Как известно, маг может сотворить заклинание двумя способами. С помощью жестов и с помощью слов. Это как два пути. Жесты и слова являются своеобразным кодом, или указателем. Именно они «дают понять» магической энергии, во что она должна преобразоваться – в Грозу, Ядовитые Шипы, Стену Огня или еще что. Неопытные маги обычно используют оба – чтобы наверняка. Тогда в случае неточности в жестах слова скорректируют заклинание, и наоборот. Маги же постарше обычно выбирают что-то одно. Чаще всего слова – из расчета на то, что в старости пальцы уже не такие проворные и ловкие, как в молодости. Я в свою очередь как параноик-перестраховщик всегда учил оба способа. Ну вдруг на меня Ледяное Молчание нашлют? Тогда я отвечу жестами… Ой, какая-то двусмысленная фраза получилась…
А вот последствия моей, с позволения сказать, «битвы» с магом могли стать серьезной проблемой. Когда клыкастый стал тянуть из меня энергию, что-то случилось. Не знаю, что именно – я не очень-то добросовестно изучал расовый справочник – так, запоминал общие детали. И вот теперь получалось, что тогда что-то произошло… Что-то, что не самым хорошим образом отразилось на моей магии в целом и потенциале в частности. Теперь я мог без ущерба для себя творить лишь самые простенькие заклинания, требующие минимума энергетических затрат. Я даже определил для себя примерный порог, при переходе которого голова взрывалась острейшей болью. Мой и без того скудный запас стихийных заклинаний после этого стал прямо-таки убогим. Самое отвратительное то, что за прошедшие два дня никакого улучшения или чудесного исцеления не наступило. Это напрягало, раздражало и… пугало. Я чувствовал себя… беззащитным. На протяжении последних лет магия была для меня всем – пищей и воздухом, необходимыми для жизни. Она давала мне то, что дороже любой защиты – уверенность в собственной неуязвимости. С магией я чувствовал себя непобедимым. И теперь я очень боялся лишиться всего этого. Можно было, конечно, связаться с родными и спросить… Но с кем? С папой? Он начнет ругаться и нервничать. С мамой? Расскажет папе, и ругаться и нервничать они будут вдвоем. С Гетом? Разболтает родителям – с теми же последствиями, только теперь их станет трое… Вот и оставалось сидеть и думать над этим вопросом одному.
Помимо этого была еще одна трудность. Кроме как магичить заклинания разной степени вредительства, я не умел ни-че-го. Вообще. Да-да, знаю, в будущем я должен буду занять должность Рыцаря Света при своем брате, который взойдет на трон. Но это случится ой как не скоро. Папа сменил на этом посту дедушку в возрасте трехсот восьмидесяти двух лет. Иными словами, у меня еще масса времени, и просаживать свое детство и юность на учебники и тренировочные бои я не хотел. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю: вот каким Распрямителем Извилин меня огрело в детстве, если я, с моей врожденной любовью к приключенческим романам и мечтами «когда-нибудь самому «замутить» что-то подобное» активно «забивал» на фехтование, ботанику, расоведение и другие не менее важные предметы? Какого шахура безрогого я плевал на все это? Сейчас сидел бы и не мучился от того, что могу стать для команды бесполезным грузом, который годен только на роль мяса на случай голодовки… Самое гадкое то, что никто из них про это не знает. Ни один член моей команды не в курсе, что в какой-то момент маг может всех подвести. И передо мной стоит простой как крестьянский валенок вопрос: что делать? Сказать? Тогда меня вообще оставят здесь, а в одно прекрасное утро я обнаружу, что мои спутники уже вовсе не спутники мне и отправились топтать дороги без меня. Не сказать? Тогда я могу здорово подвести ребят в битве…
Вот ведь дохрова дилемма!..
Я снова загрустил. Единственное, что меня сейчас чуть-чуть радовало – совсем капельку, – то, что мои спутники жарятся на солнце, а я сижу в тенечке и, благодаря отсутствию девушек, могу – о счастье! – наконец снять рубашку. Я с хрустом потянулся, потрогал синяки, проверяя, насколько больно на них нажимать, и завалился на кровать в позе морской звезды. Делать было решительно нечего… да и не хотелось. Жара испепеляла на корню любое желание пошевелиться. Я начал сонно моргать глазами…
***
Дверь библиотеки распахнулась, и в коридор в клубах дыма вылетел Лорд Света, едва не сшибив своего первого сына. Гет едва узнал отца. Глаза горят холодным торжествующим блеском, но под ними залегли тени, из-за чего Лорд Света напоминал не то исхудавшую панду, не то отощавшего енота. Губы сжаты, волосы завязаны в хвост, одеяние помято и испачкано углем, сажей и свечным воском. Гет осторожно заглянул в комнату. Все шторы были раздвинуты, огромные стеллажи в сорок полок высотой наполовину пустовали, а на полу стопками и кучами лежали книги. В углу сравнительно небольшой свободный пятачок дубового паркета был испещрен рунической вязью в три или четыре круга – отец творил какое-то сложное заклинание. На стене – круг копоти. Гет усмехнулся: Лорд Света вызывал кого-то из низших духов, а тот имел неосторожность начать качать права. К большому сожалению духа, отец был не в настроении терпеть… Практически все горизонтальные поверхности комнаты были заняты раскрытыми книгами, листками с какими-то пометками, различными магическими принадлежностями – вроде гадальных камней, волос семидесятилетней девственницы, слюны гоблина, – и блюдцами с тонкими ароматическими свечками, призванными привлечь внимание Светлоликого к проблемам молящегося эльфа. Из-за всего этого в библиотеке витало сизо-бурое облако дыма и стоял непередаваемый аромат – этакое амбре, сочетавшее в себе запахи пыли, серы, водорода, вонь от свечек и въедливый смрад испепеленного духа.
«Тина ждут по возвращении большие перемены в доме», подумал Гет.