- Не знаю. Достогоров туда никого не подпускает. Охраны, человек двадцать. Оцепил пол этажа. От тебя ее прячется, я так понимаю.
- Он знает, что не отступлюсь. Собери мне ребят, толковых. Будем брать эту стену под именем Александр Достогоров.
- С ума сошел? Это больница. Там Саша. Ей ты что скажешь? Извини, но я тут еще и твоего отца немного зацепил.
- Сошел. Это точно. Хочу к ней и намерен убрать все преграды.
- Для начала приведи себя в порядок, а то воняешь.
- Ты меня три дня вытаскивал.
- Твой Кольцман сделал невероятные вещи, за эти три дня. Отменный адвокат, свои деньги отрабатывает заслужено. Сашин родитель акула, еще та. Голыми руками не возьмешь.
- У тебя есть план? – Том расплылся в роскошной улыбке.
- Скоро похороны. Кладбище он не отцепит. Тем более кладбище в России.
Сегодня ровно две недели. Четырнадцать дней назад 21-го октября я узнала, что такое горе. Я потеряла слишком много в этот день, чтобы произносить вслух. Контрольным выстрелом стало знание о собственном бесплодии. В тот день я пережила еще одну потерю. Потерю надежды. Не могу сказать, что в те дни во мне она жила, но отголоски… Особенно когда Грег прижимал к себе, шептал как я нужна ему, в те моменты наступало небольшое облегчение. Во мне нуждались, я держалась за это понимание, как утопающий за соломинку. Теперь нет даже соломинки. Может она вовсе и не нужна. Эта слабая иллюзия настоящей жизни. По настоящему уже никогда не будет. Пережив однажды незабываемых бабочек внутри себя, ощутив радость, пускай будущего, но материнства, теперь не скажешь, что живешь полной жизнью. У меня нет ничего и никого для настоящей, наполненной жизни.
Спустя только четырнадцать дней разрешили похоронить моих друзей. Три раза. Было три запроса на проведения анализа ДНК по совместимости их тел и ДНК родителей. Первый запрос от отца Дина. Второй от моего отца, по моей просьбе, а третий по запросу Грега. Зачем ему это было нужно, не знаю. Его я видела последний раз прижимающегося к моему животу, в палате, когда он так наглядно убеждал меня поесть. Теперь каждый раз перед едой, эта картина стоит перед глазами. Я ему поверила. Тогда, я, ему, почему то, поверила. Наверное зря.
Как же больно. Не физически. Раны на теле зажили. Больно морально. Четверо родителей хоронят своих детей. Мне казалось вместе с ними и я сегодня хороню свою девочку. Эта авария забрала ее тоже.
Все слова сказаны. Священник по православной традиции завершил все положенные манипуляции. Произнес последнюю молитву и призвал попрощаться. В моих руках любимые Танины белые лилии. Подхожу, ложу букет возле огромной корзины с нежными голубыми лютиками. Цветы еще больше не к месту, чем мои. Глаза против воли начинают читать надпись на ленте:
«От родителей: Александры и Грегора.
Помним и любим»
- О Боже… - вырывается и я тут же закрываю рот ладошкой. Я смотрю на нежные лютики для моей, нет, для нашей девочки и слезы, которые не успели высохнуть, наполняют мои глаза с новой силой. Нежные цветочки для нежнейшего создания. Сегодня я не одна прощаюсь с ней. Клубок, сотканный из нежности, надежды и чего то нового, не понятного, собирается внутри солнечного сплетения. Хочется выплеснуть его, дать ему свободу, наполнить этим щемящим чувством всех вокруг. Но это так неуместно и так не понятно. Я вообще не понимаю происходящего. Зачем? Зачем он это сделал? И именно этот вопрос, на данный момент беспокоил больше всего.
Разворачиваюсь и ищу, взглядом, автора этих строк. Не нахожу. Нигде нет глаз, цвета моря в шторм.
- Сашенька. Не ищи. Его здесь нет. – Заботливый родитель обнял за плечи.
- Ты не пустил? – не ответил. - Незачем пап. Нас с ним больше ничего не связывает. – Отхожу от родителя.
- Где Стивенсон? – спрашиваю у первого попавшегося охранника.
- На стоянке в машине. – Правильно понимает мою решимость и быстро отвечает мой сторож. Да и как не понять. Той надписи не увидел разве, что слепой.
Том был прав и подобраться к Саше не удалось, а через неделю она и вовсе выписалась из больницы. Кладбище стало самой реальной возможностью увидеть ее. На рожон лезть не стал. Не собирался портить отношения с Достогоровым еще больше. Он и так начал строить против меня целую компанию. Нервы конечно полоскал, но весовая категория была не та. Тем более, наши интересы были переплетены не только друг с другом, но и с многими партнерами, которым, мягко говоря, было по боку на наши разборки.