Луцию самому было жаль, что он не родился в семье моряка или хоть скромного рыбака, сызмальства приученного к текучей стихии. Суша тверда, недвижна, несвободна, разделена границами и шлагбаумами. Море безгранично и привольно. Отделившийся от берега челн способен уплыть куда угодно. Парус повлечет его вперед, не требуя овса иль сена. Питаться в море можно рыбой, а пить дождевую воду (балтийское небо изливало ее на треуголку и плащ Луция в изобилии). Он предавался мечтам о плавании по всему свету, с добрыми спутниками, а хоть бы и в одиночестве, наедине с величавой стихией.
По вечерам, сидя у заваленного лоциями и уставленного простой, но обильной снедью стола, под низким потолком, где раскачивался медный фонарь, кормщик «Сундсвалля» и его русский спутник вели неспешные беседы о всякой всячине: о европейской политике, о морской торговле, о Швеции, о России.
Мудрый капитан говорил, что его стране очень повезло, когда она проиграла войну царю Петру и перестала быть великой державой. Великие державы тратят все силы и деньги не на то, что внутри страны, а на то, что снаружи: желают подобрать под себя окрестные земли. Швеции, слава Господу, это больше не нужно. Пускай победители-русские теперь надсаживаются, содержа огромную армию и флот. Конечно, и среди шведов дураков еще хватает. Многие скучают по былому величию — это как зуд в отсеченной руке. Она хотела бы схватиться за саблю, да нечем.
…Плыли мирно, без опаски. До Гамбурга бояться некого, говорил шкипер. Но груженная сапожной кожей шхуна плыла дальше, до французского Гавра, а за датскими проливами шныряли английские корабли. Британцы не посмотрят на нейтральный флаг. Коли заподозрят, что товар предназначен для французов, — всё конфискуют, а шхуну заберут. Луций сочувствовал, но его эта напасть не касалась. Он ведь сходил раньше.
Ветер все время был норд-ост, попутный, и с четвертого дня пути берег, от которого корабль никогда не отдалялся более полутора миль, стал чужестранным — сначала курляндским, потом прусским. Катин с интересом разглядывал заграницу, но на таком расстоянии она ничем не отличалась от отечества — блеклая линия песков с зелеными полосами леса и серыми пятнами селений.
Однажды, когда молодой человек стоял на шканцах, счастливый позволением держать штурвал, капитан показал:
— Видите разрыв в песчаной косе? Это проход в залив, где расположен Кенигсберг. Если б не война, можно было бы сделать остановку. Однако прусские таможенники узнают, что мы заходили в русский порт, и начнется канитель.
Тут из пролива, на который он только что показал, выплыл юркий двухмачтовый корабль и косо пошел под бейдевиндом.
— Капитан, он срезает нам нос, — сказал вахтенный начальник.
— Пускай его, — беспечно молвил херр Лунд. — Пруссаки хорошие солдаты, но паршивые моряки. Шведа им не переманеврировать.
И попросил Луция:
— Пустите-ка вахтенного к рулю, друг мой. Поворот через фордевинд!
Корабль заскрипел, накренился.
Изменил курс и чужой корабль. Он быстро приближался.
— Черт, для немца больно ловок, — пробормотал капитан теперь уже озабоченно, не отрываясь от трубы… — Ничего, это всего только бригантина о восьми пушек. У меня тринадцать. Сунется — отгоним. Досмотра я не допущу. Они заберут не только товар, но и вас, мой друг, как подданного враждебной державы.
Луций, до сего момента наблюдавший за происходящим с живым, но праздным любопытством, взволновался. Оказаться вместо университетской обсерватории в прусском плену ему вовсе не хотелось.
Получасом позднее преследователь почти сравнялся со шхуной, идя параллельно в трех или четырех кабельтовых.
На «Сундсвалле» открыли порты, предостерегающе высунули стволы пушек. При всей нелюбви к Марсовым воинственностям и оружию Луций отнесся к этой демонстрации, означавшей «Не суйтесь к нам!», с полным одобрением.
Капитан нервно двигал желваками.
— Пруссаки никогда не трогают шведов! Их король боится, что мы вступим в войну на стороне Франции. Какого черта бригантине от нас надо?
Ответ последовал в следующий же миг.
Борт чужого корабля окутался дымом, донесся гул выстрела, и прямо под бушпритом шведа высоко всплеснулась вода. Одновременно на корме бригантины развернулся флаг: белый с красным крестом и с темным квадратом в верхнем углу.
— Английский приватир! — ахнул капитан. — Что он делает в восточной Балтике?
Вахтенный спросил:
— Открываем ответный огонь?
— С ума ты сошел! Это же англичанин! Он продырявит нас, как утку! Видал, как точно они положили первое же ядро! Спускать паруса!