Отдав это немужественное приказание, шкипер ринулся с мостика прочь.
— Куда вы? — крикнул Луций.
— Порву и выброшу накладные ассигнации для французского товара. Англичане наверняка устроят обыск… Ничего, бог милостив. По крайней мере вам, мой друг, опасаться нечего. Англия с Россией не воюет.
Шхуна сбавила ход, встала. Английский приватир, сиречь судно, снаряженное частными лицами по королевскому патенту для морской войны, покачивалось напротив, угрожающе наставив на купца четыре пушечных дула. С удивительной быстротой и слаженностью на воду опустилась шлюпка, в нее слетели по канатам вооруженные люди.
Настоящие англичане, думал Катин, уже не боясь, что его ссадят на берег. Молодой человек был даже рад возможности посмотреть вблизи на соотечественников великого Гоббса и премудрого Локка, сынов Вольной Хартии, граждан страны, где простолюдины пред законом равны вельможам и могут избирать своих представителей в парламент. Блаженно общество свободных людей! Они служат собственной державе не из страха и не из-под палки. Взять хоть этих моряков. Люди невоенные, приватные, они добровольно отправились защищать свое островное отечество в грозную годину. Не похвально ли?
Свободных граждан в шлюпке было десятка полтора. Впереди стоял, подымливал трубкой некто массивный, багроволицый — очевидно, предводитель. Гребцы, дружно вздымавшие весла, были обвешаны самым разнообразным оружием.
— Лучше б это был военный корабль, — мрачно сказал вернувшийся капитан. Он опоясался белым шарфом, нацепил шляпу с позументом.
— Почему? Разве мирные обыватели, каковыми являются эти люди, не мягкосердечнее военных?
Лунд вздохнул.
— Нет хуже хищника, чем обыватель, почуявший безнаказанную поживу. Эй, спустите им трап!
Скоро на палубу один за другим полезли англичане. Луций глядел на них с жадным любопытством, пытаясь угадать, кто эти люди в обычной жизни. Торговые моряки? Рыбаки? По тому, как неловко висели на них абордажные сабли, мушкетоны и пистолеты, было видно, что они не слишком привычны к оружию.
Мордатый начальник крикнул что-то зычное на своем неблагозвучном наречии.
— Велит всем быть около своих вещей и ждать, — перевел капитан, учтиво приподнял шляпу и тоже заговорил на английском. Луций пожалел, что не удосужился выучить этот малоупотребительный и, говорят, несложный язык.
Не ответив на поклон, британский капитан вертел короткой шеей и раздувал ноздри, будто принюхивался. Что-то буркнул. Херр Лунд повел его в свою каюту. Следом направился и Луций — велено же было находиться подле своих вещей.
Но в каюту молодого человека не допустили. Часовой грубо остановил его, наставив дуло. Луций попытался объясниться по-немецки, но англичанин не понял. Тогда наш герой сказал по-французски, что квартирует в этом помещении.
Тут дозорный оживился. Сначала спросил непонятное:
— Ар ю а френчи?
Потом прибавил:
— Франсе?
— Нет, я русский. Санкт-Петербург.
Англичанин отвернулся, махнул рукой: стой.
Из-за двери неслись голоса: один требовательный, второй жалобный.
Потом оба капитана вышли.
— Требует отвести в трюм, — кисло шепнул херр Лунд. — Я должен доказать, что груз не для французов. Иначе конфискуют.
Луций был неприятно удивлен.
А как же право? Разве не гласит великий принцип британского правосудия, что доказательство виновности — забота обвинителя? Надо будет напомнить об этом английскому начальнику, когда он вернется.
В каюту вместе с ним вошли трое приватиров — тот, что давеча наставлял ружье, и с ним еще двое. Готовый к досмотру Катин держал в руке российский пашпорт с сургучной печатью, но вошедшие на документ не взглянули, а сразу начали рыться в сундуках. Откинув кожаную крышку ларца с червонцами, один радостно улюлюкнул. Остальные кинулись к нему. Зазвенело золото.
— Это мои деньги, — сказал Луций по-немецки. — Попробуйте только запустить в них лапы — пожалуюсь вашему капитану.
Для понятности он погрозил гражданам свободного общества пальцем.
Те о чем-то заспорили меж собой, но быстро пришли к соглашению. Двое вдруг подхватили пассажира под мышки, приподняли и куда-то понесли спиною вперед. Третий шел сзади, наставив на Луция мушкетон.
Хоть наш герой протестовал на всех известных ему языках, включая античные, его семенящим шагом проволокли по пустой палубе, приподняли — и прямо в лоб молодому человеку ударил окованный железом приклад.
Свет померк в глазах Катина. Он не почувствовал, как его переваливают через борт и скидывают в море.