«Кто принес торжество сицилийскому восстанию? Кто увенчал триумфом неаполитанскую революцию?…герой Гарибальди (в толпе: Viva Garibaldi). Без Гарибальди страна обеих Сицилии до сих пор еще находилась бы в цепях. К нему, к нему обращается признательность сердец наших. Да здравствует Гарибальди! (толпа несколько раз повторяет тот же крик.) А кто сопутствовал Гарибальди в его сицилийской экспедиции? Кто сопровождал его через Калабрию до самого Неаполя? Молодежь итальянская… Они услышали, — эти храбрые юноши, стоны страдальцев, клики восстающих, и они пожертвовали, по большей части, своим спокойствием, своими удовольствиями, цветом своей юности, богатством, удобствами, роскошью, развлечениями… Они бросились на призыв Гарибальди, имея в виду — не награды, не почести, не места, а страдания, изнурения, недостатки… И они восторжествовали!»
Отрывки из речей итальянского проповедника и пояснения самого Добролюбова придают его статье черты яркого памфлета, насыщенного революционным пафосом.
В своих статьях на итальянские темы русский публицист создал прекрасный образ Гарибальди, имя которого и теперь с уважением произносится во всех странах мира. Мужественный облик народного вождя издавна привлекал симпатии русских демократов. Еще до поездки в Италию, находясь во Франции, Добролюбов, следивший по газетам за действиями Гарибальди, писал о нем Некрасову 28 августа 1860 года: «…Вот человек, не уступивший пошлости, а сохранивший свято свою идею; зато любо читать каждую строчку, адресованную им к солдатам, к своим друзьям, к королю: везде такое спокойствие; такая уверенность, такой светлый тон!.. Очевидно, этот человек должен чувствовать, что он не загубил свою жизнь, и должен быть счастливее нас с вами…» В этих словах — затаенная мечта русского революционера о большой общественной деятельности на благо народа.
Освещая в своей публицистике события, происходившие в Италии, Добролюбов никогда не забывал использовать эту тематику для разговора о русских делах. Перечитывая его статьи, мы отчетливо видим стремление одновременно решать задачи, насущные для освободительного движения в России.
В своих «итальянских» статьях Добролюбов рассказывал о жизни и нравах населения, говорил о том, как был долготерпелив итальянский народ, как он все прощал тем, кто управлял им, то есть «законной власти». И вот, наконец, настало время, когда народ не захотел признавать правительство Бурбонов. На первый взгляд это было неожиданностью, но только для тех, кто плохо знал условия итальянской жизни. Описывая поведение народа, Добролюбов замечает: «Нужно было много работать над ним, чтобы, наконец, заставить его провозгласить себя против законной монархии, уже не в отдельных личностях, не в частных выходках, а целой массою населения».
В этих рассуждениях содержалась мысль, глубоко актуальная для русских читателей. Без всякого труда они понимали, что, по мнению Добролюбова, даже самый деспотический режим не может помешать народу в его стремлении к свободе. Не может ли так случиться и в России, как бы размышлял Добролюбов, — в стране, где угнетение народа, произвол властей, стремящихся к сохранению существующего порядка, были по духу своему очень похожи на то, что происходило в Италии?
Добролюбов рассказывал о роли религии, приучавшей народ к послушанию и консерватизму, о характере воспитания и обучения в школах и в университетах, где насаждались монархические идеалы, о цензурном гнете, о преследовании всяких проявлений свободомыслия, — и все это было хорошо знакомо русскому читателю, привыкшему встречать аналогичные явления на русской почве.
Одна из главных тем, которой касался Добролюбов почти во всех статьях итальянского цикла, была борьба с либерализмом. Специально этой теме посвящена статья «Жизнь и смерть графа Камилло Бензо Кавура». Русский публицист безжалостно и с глубоким знанием дела развенчивает деятельность премьера пьемонтского правительства, героя итальянской буржуазии, противостоящего народному вождю Гарибальди. Излагая факты из жизни Кавура, он дал исчерпывающий анализ природы либерализма как общественного явления. При этом критик всячески подчеркивал, что речь идет о таком явлении, которое распространено в разных странах, в том числе и в России, как догадывался читатель.
Добролюбов писал о Кавуре: «И вот он предался тому образу жизни, который так обыкновенен и так знаком многим «передовым» людям недавних времен в разных странах Европы… Это жизнь созерцательного, платонического либерализма, крошечного, умеренного… этаких людей много повсюду; может быть, даже наши читатели припомнят несколько знакомых в подобном роде[23]. Люди эти не настолько тупы, чтобы не понимать дикости некоторых, диких вещей, и потому охотно говорят против этой дичи, говорят Обыкновенно тем охотнее, чем менее представляется им возможность перейти от слова к делу… Но — или по темпераменту, или по своему внешнему положению— они никак не могут дойти до последних выводов, не в состоянии принять решительных, радикальных воззрений, которые честного человека обязывают уже прямо к деятельности…»