Но однажды ночью, когда он проходил мимо, она его окликнула. Так тихо, что он едва услышал. Он подошел к скамье, и женщина сказала: простите, капитан, моя сестра только что умерла.
Она повела его в каюту, и оказалось, что она говорит правду. Ее сестра лежала на кровати, ближайшей к двери. Глаза были полуоткрыты.
— В каюте царил беспорядок, как бывает иногда в таких случаях, — рассказывал капитан. — И по реакции женщины я понял, что ее не было здесь, когда это случилось, — она сидела снаружи.
Ни капитан, ни женщина не сказали ни слова. Они принялись наводить порядок в каюте, обмыли тело, выложили его ровно и закрыли ему глаза. Когда они закончили, капитан спросил, кого надо известить. «Никого, — ответила женщина. — Никого. У нас никого не было, кроме друг друга». «Тогда желаете ли вы похоронить тело в море», — спросил капитан. И она ответила, что да. «Завтра, — сказал он, — завтра утром». Но она сказала: «Зачем ждать? Разве нельзя это сделать прямо сейчас?»
Конечно, можно и даже желательно, хоть капитан и не стал предлагать этого сам. Чем меньше другие пассажиры и даже команда будут знать о смерти на борту, тем лучше. К тому же погода стояла жаркая — лето в Южной Атлантике. Они завернули тело в простыню и общими усилиями вытащили через окно, широко раскрытое ради свежего воздуха. Мертвая сестра была очень легкая, иссохла от болезни. Они донесли ее до борта. Капитан сказал, что сходит за веревкой — простыню надо перевязать, чтобы она не развернулась, когда тело сбросят за борт. «А шарфы не подойдут?» — спросила вторая сестра. Она побежала в каюту и вернулась с ворохом шарфов и кушаков, очень красивых. Капитан перевязал ими тело в простыне и сказал, что пойдет принесет книгу, чтобы прочитать заупокойную службу. Но женщина засмеялась: «Что толку от вашей книги — тут слишком темно, читать невозможно». Он понял, что она боится оставаться наедине с телом. Она была права и насчет темноты. Капитан мог бы сходить за фонариком. Он не помнит, подумал ли тогда об этом. Он и сам не хотел оставлять женщину одну — ему не нравилось ее состояние.
Он спросил ее, что сказать над телом. Какую-нибудь молитву? «Говорите что хотите», — ответила женщина. И он произнес Господню молитву — он не помнит, присоединилась ли женщина к нему, — а потом сказал что-то вроде: «Господи Иисусе Христе, именем Твоим мы предаем эту женщину водам; помилуй ее душу». Что-то такое. Потом они взяли тело и перевалили через борт. Всплеск был едва слышен.
Женщина спросила, все ли это, и капитан сказал, что да. Ему осталось только заполнить кое-какие бумаги и выписать свидетельство о смерти. «Отчего она умерла? — спросил он. — Сердечный приступ?» Он подумал, что его словно околдовали — почему он не задал этот вопрос раньше?
«О, — сказала она, — это я ее убила».
— Я знала! — вскричала Джанин. — Я знала, что это убийство!
Капитан проводил женщину до каюты, усадил на скамью под окном — оно теперь было ярко освещено, будто на Рождество, — и спросил, что она имеет в виду. Она рассказала, что сидела на этом самом месте и услышала, как сестра ее зовет. Она знала, что сестре нужна помощь. И знала, какая именно — ей нужно было сделать укол. Но она не двинулась с места. Она пыталась встать — то есть неотступно думала, что нужно встать; она видела, как входит в каюту, достает шприц, видела как наяву, но не двигалась. Напрягала все силы, чтобы встать, но оставалась на месте. Сидела как камень. Она была не в силах пошевелиться — так бывает во сне, когда знаешь, что надо спасаться от какой-нибудь опасности, но не ничего не можешь поделать. Она сидела и слушала, пока не стало ясно, что сестра умерла. Потом появился капитан, и она окликнула его.
Капитан сказал, что она не убивала сестру.
«Она все равно умерла бы, — сказал он. — Разве она не умерла бы в ближайшее время? Если не сегодня, так завтра?» «О да, — ответила женщина. — Вероятно». «Не вероятно, а определенно», — сказал капитан. Он укажет в свидетельстве о смерти причину «сердечный приступ», и делу конец. «Так что теперь будьте спокойны, — сказал он. — Теперь вы знаете, что все будет хорошо».
Он произносил «будьте спокойны» на шотландский манер — «будьте покойны».
«Да, — сказала женщина, она знала, что в этом смысле все будет хорошо. — Я не жалею, — сказала она. Но я думаю, вам нужно будет запомнить то, что вы сделали».