- Ти-хо. Тихо, котенок, - Влад силой удержал взбрыкнувшие было бедра, раздвинул ноги шире, - лежи спокойно.
Лида откинулась назад и закрыла глаза. И опять дернулась, не сумев удержаться, когда почувствовала, как Влад аккуратно прихватывает губами клитор, посасывает, потом спускается еще ниже языком, ласкает, вылизывает плотно и неутомимо, не останавливаясь ни на секунду, не давая прийти в себя, не допуская ни малейшего сопротивления.
Лида не могла себя контролировать, настолько необычными и острыми были ощущения. Настолько странной и горячей была ласка. Настолько неожиданно это было именно от него.
Влад нашел нужный ритм, от которого Лиду пробивало током, и следовал ему, не позволяя ей отклониться, хотя девушке очень хотелось, чтоб он дал хоть секунду передышки, потому что невыносимо, ну невыносимо же!
Она задыхалась, выстанывала что-то, сама не понимая, что, цеплялась пальцами за покрывало,пыталась дотянуться до его волос, чтоб… Что сделать? Остановить? Или наоборот, ускорить? Усилить ощущения? Она бы точно не ответила на этот вопрос. Ни тогда, ни после.
А когда Влад, внезапно изменив ритм, сунул ей два пальца внутрь и как-то по-особенному их согнул, очень четко попадая на незнакомую ранее точку, Лида выгнулась на кровати и закричала, содрогаясь от спазмов, настолько сладких и пронзительных, что потом некоторое время не могла даже двинуться.
Как в дурмане, почувствовала опять на своих губах поцелуй Влада, облизнулась, впервые познавая свой вкус.
И закрыла глаза, уплывая в сон. Не ощущая уже, как ее заботливо укрывают одеялом, как напоследок гладят по волосам и губам.
***********
Лида улыбается во сне, кутаясь в старое лоскутное покрывало, зная, что она в безопасности, что маленький человек, что живет в ней, тоже в безопасности. И только далеко-далеко, на самом краю сознания, не оставляет почему-то гадкое ощущение беды. Близкой беды.
В двенадцать ночи бьют оглушительно часы в чужом старом доме. Часы, что когда-то были символом победы.
Часы, что для нее стали предвестниками горя.
Но Лида спит, не слыша мерзкого боя. И во сне ощущает на себе сильные горячие руки, темный тяжелый охраняющий взгляд. Девушка улыбается:
- Влад...
Глава 7
Мужчина в серой футболке, высокий и широкоплечий, вышел из машины, не удержавшись, огляделся по сторонам, хотя палил хвост всю дорогу.
И вроде все было чисто. Но успокоения не было. Такое гадское внутреннее ощущение надвигающегося дерьма.
Уж что-что, но это поганое чувство он с детства распознавал безошибочно. И всегда умел вовремя среагировать. И теперь в себе не сомневался.
Он вообще не сомневался в своих действиях.
В детском доме, выливая на обидчиков ночью кипяток, причем целя в глаза, чтоб, при хорошем исходе, оставить тварей без зрения.
В колонии, исподтишка нанизывая того, на кого указывали, на заточку.
В тюрьме, по-тихому сливая красным много чего интересного про сокамерников.
И сейчас он не сомневался.
Про это место никто не знает. Бабка давно померла, в деревне никого не осталось. Лишь пустые заколоченные дома.
Никто не видел, как он приезжал по выходным сюда, как укреплял этот полуразвалившийся деревянный сарай, как обихаживал это место. Готовил.
С любовью.
Странно, что это слово пришло ему на ум. Он и понятия такого никогда не знал. Бабка умерла слишком рано. Родители. Если б нашел их могилы, непременно плюнул бы туда.
А дальше… Нет, ни о какой любви речи и быть не могло.
Он потрогал уже подживающий синяк на скуле. Поморщился. Да уж, тяжелая рука у Расписного. Железная. Это он еще легко отделался.
Дом даже вблизи создавал ощущение нежилого. Наглухо заколоченные ставни, забитая досками дверь. Бурьян по двору. Никогда никто не догадается. Никогда никто не найдет.
Она сидела у стола, читала книгу, пользуясь тем, что сверху, с узкого подвального окошка лился свет.
Подняла на него темные огромные глаза, опустила голову.
- Привет.
Она даже не повернула лица, так и сидела, уткнувшись в книгу.
Он подошел, вырвал из рук, разодрал на две части.
Она никак не отреагировала.
Схватил за подбородок, заставил смотреть в глаза.
- Невежливо очень, ты знаешь? Поздоровайся.