– Ни хера себе пацан! Я думал, он коньки сейчас отбросит. А ему литр водки импортной подавай! Живучий парень попался!
Через час приехали дамы…
У прошедших первую ливанскую войну, тут же очухавшихся при виде девушек израильтян заблестели глазки, и они никак не могли понять, почему я совершенно не реагирую на двух хрюшек.
Цедрейтер начал рассказывать Хавронье номер раз про то, как во время войны, в палатке, ночью, бойца Гофштейна укусила пчела в мужское начало, и тот очень явственно почувствовал свой конец. От душераздирающего ора рядового Йосика враг решил, что пошла психическая атака, и начал стрелять. Тогда доктору Цедрейтеру, с винтовкой на спине, под диким обстрелом врага, пришлось вынимать жало из рядового обреза. Хрюшка романтически вздыхала и все время приговаривала: «Ну какой вы, Семен, умный…»
Влюбленные разошлись по гнездышкам, а я остался в гостиной дочитывать привезенный с собой из Москвы триллер.
Последнее видение того вечера заключалось в том, что из своей комнаты выполз очень пьяный и совершенно голый Семен.
– Представляешь, – с гордостью заявил мне Сеня, – Настя сказала, что ее больше всего во мне возбуждает мой интеллект! Ты понял?
Я поправил очки, вгляделся в семеновские детали и понял, что вечерняя хрюшечка – абсолютно искренняя и честная девушка.
В восемь утра нам подали завтрак. Роник, как и говорил, на охоту, включая ранний завтрак, решил не идти, а мы с Цедрейтером такой шанс упустить не могли. Завтрак был довольно необычен и для него, и для меня. Вместо ожидаемых круассанов или творожков с дымящимся кофе нашему вниманию был предложен наваристый борщ со сметаной и спирт Royal с небольшим графином воды. Термометр показывал привычные для Тель-Авива тридцать градусов, только со знаком минус. Пришлось пить и есть.
С трудом вспоминается, как после завтрака меня одевали три человека в военные ватные штаны, куртку, валенки и что-то еще. Было тепло и уютно. Сене уже было все равно.
На улице я взбодрился морозом, и мне представили егерей. Четыре здоровых шифоньера сказали, что отвезут нас на номера и пойдут куда-то в лес, за несколько километров, гнать на нас зверя по целине.
Я понял меньше половины. Цедрейтер уже ничего не понимал вообще.
В номере высадки мне выдали двустволку и показали, куда тыркать в случае необходимости. Семена выгрузили подальше. Я притулился к дереву и стал ждать неведомо чего.
Сколько я так просидел, не знает никто, потому что в сугробе и валенках было очень тепло, и пришлось слегка закемарить.
Через какое-то время я услышал собачий лай и посмотрел со своей возвышенности на большущее поле впереди меня. По огромному глубокому снегу, метрах в двустах-трехстах от меня, несся здоровенный кабан, а за ним две охотничьи дворняжки, одна из которых уходила полностью в снег с каждым прыжком.
Вдруг справа от меня раздался выстрел. Стрелял, естественно, поддатый доктор. Кабан хрюкнул по-своему, что по идее должно было означать «Шалом, Цедрейтер!», окинул опушку с врачом свинячим взглядом и повернул, как водится мужской особи, налево.
Собаки в недоумении попрыгали еще метров сто и остановились. Вскоре, обливаясь потом, появились егеря. Такого мата я не слышал никогда в жизни. Претензии господ егерей сводились к тому, что они изо всех сил, стуча палками и чем-то еще, гнали по метровому снегу зверя вперед, на нас. А идиот со второго номера выстрелил и спугнул кабана.
Цедрейтер оправдывался тем, что спьяну заснул и ему снилась охота на уток. И вот когда утки уже почти пролетали над его головой, они зачем-то стали лаять. Тут Сеня проснулся и выстрелил в воздух, по уткам. Егеря усилили устный матерный фольклор и, похоже, были абсолютно правы. Ружье у придурка отобрали сразу. После этого Сеню оставили рядом со мной, а бригада пошла назад, гнать кого-то еще. Цедрейтер поведал мне, что в следующий раз, месяца через два, он привезет в Саратов узи.
– Для чего тебе в охотхозяйстве узи? – спросил я. – Чтобы осмотреть беременную Настю?
Выяснилось, что узи – это еще и израильский скорострельный, как сам Семен, армейский автомат ближнего боя. Утренний Royal на какое-то время явственно усиливал геройские чувства…
Мы болтали шепотом (приказ главного егеря) о том о сём, когда снова услышали лай собак. Средних размеров дикий свин, но довольно клыкастый, семенил прямо на нас. Обоих охотников слегка парализовало. Доктор наконец вышел из комы оцепенения и заорал так, как должен был кричать рядовой Гофштейн с торчащим жалом в еврейской голове: «Стреляй, бля…! Или нам п…ц!»