Мир изменился. Стал он печальней и строже. Тишина простерлась над землей. И неожиданно Рубен услышал голоса и смех из обваленной траншеи.
Кто-то громко стонал, а веселый голос приговаривал:
— Э, старик, да ведь тебя бомба пожалела, спасла, словно мать младенца! Перепеленала землей и… выручила. Ты, голубчик, господину Круппу благодарствие напиши…
Было чему удивляться: убитых в роте оказалось лишь трое, а раненых — семеро. Все пулеметы уцелели, боеприпасов было пока достаточно, связисты быстро нашли и стачали обрыв провода.
— Как там у тебя? — спросил комбат.
— Согласно приказу…
Комбат почему-то усмехнулся.
Рубен лежал у пулемета и смотрел на дальний лес, на синюю тучу в росплесках света и думал о том, что нечто подобное когда-то было: такой же предгрозовой вечер, настороженный шорох волны, ощущение близкой опасности и сознание неизбежности ее, смутное томление сердца. Где это было? На Эбро? Нет. И не в Мадриде. Он вспомнил: это было в концентрационном лагере Аржелос, на самом берегу Средиземного моря, во Франции, когда он готовился к побегу и ему помогла… гроза. А сейчас в прицеле Рубен увидел серо-зеленые шинели фашистов.
Они лезли без устали.
«Далековато», — подумал Рубен и громко крикнул:
— Спокойно, ребята! Без команды не стрелять!
Пыль, поднятая мотоциклами, не давала возможности определить силы противника, а неизвестность — самая неприятная вещь. Рубен осмотрел линию своей обороны: позиции отрыты добротно, люди и материальная часть укрыты и замаскированы хорошо, два правых пулемета дают возможность вести сосредоточенный фланговый огонь.
Порыв ветра отогнал пыль, и Рубен успел заметить четыре мотоцикла и три автомашины с гитлеровцами. Это были передовые разведывательные подразделения.
Километрах в трех-четырех за ними шла более сильная колонна противника. Враг направлялся на мост через Березину.
«Не торопись, подпусти ближе, — шептал сам себе Рубен, — ближе, ближе… еще ближе…»
Уже отчетливо виден первый мотоцикл. Водитель в большой квадратной каске с рожками сосредоточенно глядел вперед. Широко расставленные и согнутые в локтях руки уверенно держат руль. Этот заморыш чувствует себя завоевателем мира. Еще более самоуверенный и наглый вид у второго немца, сидящего в коляске. Без каски, с закатанными по локоть рукавами френча, он, развалясь на сиденье, лениво смотрит по сторонам, попыхивая сигаретой. Его рыжая шевелюра ярко горит на солнце. Вот его подбросило на ухабе, он что-то сказал водителю, и они засмеялись.
В мысли Рубена назойливо вплетались слова из фашистской песни, слышанные им еще в Испании: «Мы идем, четко отбивая шаг, пол-Европы у нас под ногами…»
«Еще ближе… еще… сейчас мы покажем вам «Европу под ногами».
В сторону вражеской колонны взвилась красная ракета.
— Огонь! — крикнул Рубен. В эту команду он вложил всю свою ненависть к захватчикам.
Огонь пулеметов и винтовок слился. Слева ударила пушка. И первое, что увидел Рубен, — это перевернутый мотоцикл с бешено вращающимися колесами. Гитлеровцы разбегались, ища укрытия, падали, и многие уже не поднимались. Горела одна из автомашин.
Вражеские солдаты были ошеломлены. Более тридцати трупов валялось у дороги, а уцелевшие «завоеватели», беспорядочно отстреливаясь, побежали назад. Но не тут-то было! От пулеметного огня далеко не уйдешь. Меткие очереди настигали беглецов. «Дранг нах Остен» для этого подразделения не состоялся.
Но Рубен знал, что это только начало. Уже видно было, как с ходу разворачиваются в боевые порядки подходящие подразделения. На наших позициях с воем зашлепали мины.
Со стороны противника раздался басистый клекот крупнокалиберного пулемета. А вот и новые цепи атакующих. Они приближались, не стреляя.
— Огонь! — снова подал команду Рубен, и снова заговорили «максимы».
Рубен приподнялся. Совсем рядом роем метнулись искры, и он успел подумать: пулемет. Случайной такая очередь быть не могла.
Впрочем, особого вреда очередь не принесла. На Рубене рвануло гимнастерку, обожгло плечо. Он выбросил вперед руку; боли не было, значит, царапина, главное, чтобы не задело кость…
Сержант Аставский рядом ругнулся и сказал обиженно:
— Ухо продырявили, шельмы! Ну, я за ухо… повытрясу мозги!
И тут же увидели надвигающиеся танки: один, два… десять, тридцать…
Первый танк показался Рубену огромным, наверное, потому, что солнце уже зашло за горизонт. Это было последнее, что он видел на Березине…
— Раненый не приходил в сознание?