Выбрать главу
Впрочем, можешь, если захочешь, Костей звать меня, например. Я картавлю, мне трудно очень Выговаривать „л“ и „р“».
Вот скандалит парнишка вздорный С разлохмаченной головой, Бывший жулик и беспризорный Из колонии трудовой:
«Это верно, я был бродяга, А теперь я рабочий класс! От Макаренко есть бумага. А не примут — зарежусь враз!»
И глядит на него сердито — С ней никто еще не знаком — Тонконогая Маргарита С тонким, жалобным голоском.
Вот еще пришел — погляди-ка, Это малый не без затей, Двухметровой длины заика, Сочиняющий для детей.
Начинающие поэты, Мы священным огнем горим, И тепло нам, хоть мы одеты Легковато для наших зим.
Со стихами тонки тетради. Предстоит еще сочинять Песнь о Зое, «Митинг в Канаде», «Дядю Степу» и «Жди меня».
В институте нету традиций, И порядка покуда нет. Не приучены мы учиться Дети первых советских лет.
Дело тут не в священной лени, А скорее в том, что как раз В первой и во второй ступени Все загибы пришлись на нас:
Смесь гимназии с производством, Школьных митингов полоса. Так ломаются у подростков В ранней юности голоса.
Есть наука — сплошная скука, Есть предметы и для души. Прокатились мы по наукам, Как по скользанке малыши.
Пионерские песни спеты, В институте терзают нас Неуменье вести конспекты И неполных знаний запас.
Когда, провалившись на третьем предмете, Я вышел на улицу, гордый и хмурый, За мною пошли (я не сразу заметил) Какие-то две непонятных фигуры.
Я начал шаги прибавлять воровато, Потом оглянулся: придется ли драться? Да это ж из нашей бригады ребята — Кайтанов с Уфимцевым! «Здравствуйте, братцы!»
«Здорово! — ответил невесело Славка. (Кайтанов молчит, только туча во взоре.) — Печальная нами получена справка, Как ты в институте бригаду позоришь».
Тут начал Кайтанов: «Ты ходишь с фасоном, Значок метростроевца носишь в петлице, А сам оказался дешевым пижоном, Который форсит и не хочет учиться.
Учти, что богема сегодня не в моде. Уфимцев, скорей отведи мою руку, Иначе я съезжу студенту по морде — Такую, быть может, поймет он науку».
Уфимцев не выдержал мрачного тона, Он лапы свои положил мне на плечи. «Поедем к Кайтановым, к нашим влюбленным, В семейном кругу проведем этот вечер».
Кайтанов кивнул, не добавив ни слова, И я захлебнулся такой теплотою, Высоким приливом участья такого, Которого я, вероятно, не стою.

Глава одиннадцатая

В СЕМЕЙНОМ ДОМЕ

Остались за дверью и слякоть и холод, Сегодня мы гости семейного дома. Однако для тех, кто бездомен и холост, Женатый товарищ — отрезанный ломоть.
Кайтанов наш стал Колокольчик, Коляша, Кайтанчик, Кайташа, Николенька, Ника. На вышитых воротах русских рубашек Цветут васильки и растет земляника.
Как счастлива Леля! В ней новая сила: «Ребята, к апрелю мы ждем человечка». Как счастлива Леля! Она ощутила, Что в ней застучало второе сердечко.
«К нам утром Акишин зашел на минуту. О радости я и ему рассказала, А он не поздравил меня почему-то, Стал мрачным, хотя улыбался сначала.
Не знаете, что с ним сейчас происходит?» «Да просто, наверное, молодость бродит!» «А он, говорят, уезжает?» — «Слыхали, На Дальний Восток, в беспокойные дали.
Туда добровольцами едут девчата, Зовут „хетагуровским“ это движенье. Работы и трудностей край непочатый, Ветров и морозов жестокое жженье.
Горячий призыв Хетагуровой Вали Повсюду у нас в комсомоле услышан». Тут Слава сказал: «Мы гадать не гадали, Что вдруг „хетагуровкой“ станет Акишин».
Но Коля ему погрозил кулачищем: «Не смейте Акишнна трогать, ребята! Когда мы в товарище слабости ищем, Выходит невесело и подловато».