Читайте письмо. Я вчера получила,
Уфимцев прислал его издалека.
Сама вам прочту — наизусть заучила.
Увериться можете: Славки рука.
Парторг здесь присутствует, дядя Сережа,
Всех нас как облупленных с первого дня
Он знает. А если не верит нам тоже,
Тогда заодно исключайте меня!»
Задрожав, как будто в стужу,
Слыша тихий, смутный гул,
Леля села рядом с мужем,
Благо был свободен стул.
Он шепнул ей, нежность пряча:
«Лелька, ты сошла с ума!»
«Как же я могла иначе,
Раз такая кутерьма!»
Председатель оглашает
От Уфимцева письмо,
В зал оно перелетает,
По рядам идет само.
Комсомольское собранье,
К правде ты всегда придешь!
Я люблю твое молчанье,
Обожаю твой галдеж,
Понимаю с полуслова
Резолюции твои,
Верю я в твою суровость,
В чистоту твоей любви.
Жизни радость, жизни горечь
Узнавал я не из книг.
Есть в теченье наших сборищ
Трудноуловимый миг:
Вдруг людей сближает что-то,
И бурлящий зал готов
К совершенью поворота,
К остужению умов.
Встал парторг, задев рукою
Тонко взвизгнувший графин.
Кажется, не беспокоясь,
Что останется один,
Он сказал: «А мы, ребята,
Зря Кайтанова виним.
Все мы очень виноваты
Перед корешем своим,
Перед парнем норовистым,
Что мне годен в сыновья.
Мне не стыдно, коммунисту:
Извиниться должен я.
В человеке беззаветном
Сомневаться как я мог?
Как я смел поверить сплетням?
Это мне и всем урок!
Про аварию в забое
Тут сказал один болтун.
Но ведь хлопцы как герои
Грудью встретили плывун».
Длится, тянется собранье.
Сердце! Громко не стучи.
«Перейдем к голосованью.
Кто за то, чтоб исключить?»
На мгновенье тихо стало.
Кто поднимет руку «за»?
Человек пятнадцать. Мало!
«Против» кто?
Забушевала
Наша светлая гроза.
Николай разжал устало
Покрасневшие глаза,
И увидел в дымке счастья
Лица, лица без конца,
И услышал, как стучатся
Рядом чистые сердца.
Строгие родные люди,
Как найти для вас слова?
В нашем мире правда будет
Обязательно права!
А жестокий ход собранья?
Но штурмующих солдат
Иногда на фронте ранит
Свой, не вражеский снаряд.
Нет, Кайтанов не в обиде,
Но остался шрам тоски.
Так и на бетоне виден
Весь в прожилках след доски.
Глава восемнадцатая
ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК
И снова Кайтанов на шахте. И снова
Тяжелая глина идет на-гора.
И вот основанье туннелей готово,
И мраморов нежных приходит пора.
Теперь не в девоне шахтерские лица,
А в тонкой, чуть-чуть розоватой пыли.
Все шире подземное царство столицы,
Все ближе подходим мы к сердцу земли.
Слыхали? В начальстве у нас перемены:
Оглотков на днях на учебу ушел.
Вновь станет Кайтанов начальником смены,
А Леля — участка… Держись, комсомол!
Она академию кончила только.
Диплом без отличья, но все же диплом.
Теперь у нее в подчинении Колька,
Как в первые дни, как в далеком былом.
И это ему не но нраву. Несмело
Ворчит он: «Семейственность очень вредна,
Товарищи, я полагаю, не дело,
Чтоб вместе работали муж и жена».
Но это не главные наши волненья,
Другое болит и тревожит сейчас.
Таким уж сложилось мое поколенье,
Что в сердце весь мир уместился у нас.
Испанские сводки все строже и глуше.
Везут пароходы безмолвных детей.
Кольцовские очерки мучают душу.
Пять месяцев нету от Славки вестей.
…И мы не знаем, мы не знаем,
Что он сегодня в сотый бой
Летит над разоренным краем,
Над сьеррой серо-голубой!
То цвет печали, цвет оливы,
Одежда каменных долин.
Вокруг снарядные разрывы.
Пять «мессеров». А он — один.