Выбрать главу
Вон в глубине свободный столик, Студент не прочь бы коньячку». В задорных разговорах Коли Улыбка прятала тоску.
Но, не назвав ее причины, Он еле совладал с собой. Не любят говорить мужчины О том, что может стать судьбой.
Лет через шесть в степях за Доном Услышал я его рассказ, Но, споря с времени законом, Передаю его сейчас.
Отличный угол снят был Колькой: Славянским шкафом отделен, Был со столом, с походной койкой Дворец студенческих времен.
Хозяйка постояльцу рада: Зимою страшной у нее Всех близких отняла блокада, Оставив горе да жилье.
А как зовут ее? Не важно, И разве вам не все равно? На лампе абажур бумажный, И в комнате полутемно.
Я знаю поколенье женщин, Которые живут одни, Достойные любви не меньше, Чем те, кто счастлив в наши дни.
Заботливы ее вопросы. Все вечера они вдвоем… Она свои тугие косы Завяжет золотым узлом
И сядет рядом, пригорюнясь, Сомкнув кольцо округлых рук. Нет, это, кажется, не юность, Вы поздно встретились, мой друг!
Не очень громко, безыскусно, Сбиваясь часто, — ну и пусть! — Она стихи поэтов грустных Читает Коле наизусть.
Но в этом нету вероломства: Ведь он до рокового дня Из всех поэтов (по знакомству) Читал лишь одного меня.
И вспоминает виновато Он свой московский непокой: «Повадка Лели угловата, И нет в ней тайны никакой?..
А наше первое свиданье У лунных просек на виду, И комсомольское собранье Тогда, в тридцать седьмом году, И в сорок первом расставанье, Преодолевшее беду?..»
Все тоньше память жизни прежней, И вот уже она — как нить. Любовь ее все безнадежней, И надо что-нибудь решить,
Иначе этот взгляд печальный, Где тьма как свет и свет как тьма, Где встреча длится, как прощанье, Сведет с ума, сведет с ума.
Но голосом глухим, как эхо, Хозяйке говорит жилец: «Я в общежитье переехал, Прости меня. Всему конец».
И зубы стиснуты до боли, Так тяжко на душе. Но он Не зачеркнет второй любовью Все то, во что навек влюблен!
Пускай всегда хранится в тайне То, что на берегу донском Мне позже рассказал Кайтанов О подвиге своем мужском.
Нет, вовсе не о той победе, Которой хвастают хлюсты, А о рожденном на рассвете Высоком чувстве чистоты.

Глава сороковая

КОГДА ОДИНОКО

Рассветной звезды молодыми лучами Мы в разные стороны, дальше и дальше Расходимся, шедшие вместе вначале, Сквозь общие радости и неудачи.
А нашему утреннему поколенью На опыте жизни пришлось убедиться, Что Мы — это главное местоименье И Я — лишь его небольшая частица.
Но что нам поделать, товарищи, если И солнца лучи не встречаются в небе. Бывает, для хора написана песня, А петь одному ее выпадет жребий.
Товарищи! Как мне без вас одиноко! Кайтанов, наверно, еще в Ленинграде, А Слава опять улетает далеко, И вся наша дружба в невольном разладе.
Портрет на стене — Ильича крутолобость, Шеренгами книги стоят, как солдаты… Морями и странами светится глобус, От света неяркого тени горбаты…
Опять над романом сижу до рассвета, И кажется мне временами, что это Веду я стихи, как туннель через скалы, Сквозь жизни глубины, сквозь горы и годы, Песок мелочей и событий обвалы, Сквозь черные и сквозь прозрачные воды.
Вдруг кажется, что ничего не выходит, Перо по странице беспомощно бродит… В поэты я выдвинут был бригадиром, На очень высокую, трудную должность: Один на один с окружающим миром Над белым листом остается художник А нам, в коллективе с младенчества росшим, Так нужно повсюду быть с другом хорошим!