Гаврилов завернулся в бурку, мигает воспаленными веками и упорно молчит.
Три экипажа. Конвой. Фуражки нашей дивизии. Едут крупной рысью. Обгоняют нас. В передней коляске генерал Турков. Полулежит. Ноги закутаны пледом. Лицо желтое. Отставший конвоец просит закурить.
– Что с начальником дивизии. Ранен?
– Никак нет, заболели. Вроде как тиф.
Вечереет. С обеих сторон шоссе густые сады. Ряды яблонь с обмазанными известью стволами, высокие груши, миндаль. Все голое, все по-зимнему мертвое. Одна ежевика жива. Красные листья, фиолетовые, темно-зеленые.
Останавливаемся мало. Наскоро накормили лошадей и опять рысим. За один день проехали больше половины Крыма. Воздух стал мягким. Почти нет мороза. Иногда между деревьями видим железную дорогу. Один за другим идут поезда. На крышах и на площадках люди в защитном. Даже на паровозах темно-зеленые пятна. Шоссе по-прежнему пусто. Симферополь, должно быть, проехали. Фронт позади.
…Сады обратились в две черных стены. Застава на шоссе. Приказано до рассвета никого дальше не пропускать. В горах зеленые. Утром обозы пойдут под охраной боевых частей. Старший офицер отводит поручика в сторону. Долго о чем-то говорят. Возвращаются к подводам.
– Имейте в виду, господин полковник, – за последствия не отвечаю. Вы предупреждены.
Трогаемся. Одна из наших дам внезапно превратилась в племянницу генерала Туркова. Приказано как можно скорее доставить в Севастополь, и поэтому мы поедем ночью через Мекензевы горы. Если зеленые не убьют, и если будут пароходы, на какой-нибудь да попадем. Самое главное, пораньше.
– А ведь тепло стало.
– Только кажется. Премся все время в гору, вот и вспотели.
– Разве от леса бывает такой запах, когда мороз. Подождите… Сидорчук, есть мороз или нету?
– Никак нет, господин поручик. Тут совсем климат другой.
– Господа, вслух не разговаривать!
Идем пешком. И здоровые, и больные. Только девочка с матерью на подводе. Подъем крутой. Нужно, чтобы у лошадей хватило сил до Севастополя. Мы одни. Бесконечная гора, кустарник со всех сторон. Если нападут зеленые, пулемет тут не много поможет. Пахнет прелыми листьями и сыростью. Шуметь не смеем, а кругом тихо до жути. Где-то только булькает ручей. Гаврилов тяжело сопит. Не привык ходить по горам.
– Так вот, дорогой мой, кончаются наши русские приключения.
– Печально кончаются, господин капитан… Столько людей уложили, и все зря…
Рассвет. Тихий, радостный, теплый. Серо-розовые поля, розовые лица и в проснувшемся небе розовый огонь. Лошади идут шагом. Зеленые на нас не напали. Не то не заметили, не то совсем их не было. Старший офицер опять курит папиросу за папиросой. Скоро Севастополь.
– Море!
Далекое, бледное. Город и бухты в тумане. Где-то там транспорты. А, может быть, их и нет… Тогда осталось жить очень недолго. Подполковник решил уйти в горы. Я болен и ни в какие горы не пойду. Сергей Гаврилов тоже. Лучше сразу. Хватит.
Еще рано. На Нахимовской площади много теней, а свет утренний. Золотистый, спокойный и колонны пристани, точно высечены из темного топаза. У входа в гостиницу «Киста» неподвижное георгиевское полотнище. Флаг главнокомандующего. На море штиль. В бухте даже ряби нет. Голубая слепящая скатерть. Где-то часто и неровно стучат паровые краны. Иногда воют сирены миноносцев и от них на площади гулкое эхо.
Вдоль решетки Приморского бульвара строятся юнкера-донцы. Поправляют голубые бескозырки, подтягивают белые лакированные пояса. И портупеи у них белые. За плечами винтовки. Конная сотня выравнивает лошадей. Лязгают копыта. Трубачи пробуют инструменты.
Дальше ехать нельзя. Поперек площади оцепление. Велено несколько минут подождать.
Мужики-подводчики и лодочники стоят, снявши шапки. Офицеры и солдаты держат под козырек. Перед строем юнкеров главнокомандующий. Сирены молчат. Каждое слово слышно.
– Вы исполнили свой долг до конца и можете с высоко поднятой головой смотреть в глаза всему миру. Человеческим силам есть предел. Нас не поддержали, и мы истекли кровью. Когда мы уйдем на чужбину, здесь не раз вспомнят об улетевших орлах, но будет поздно… Доблестные атаманцы, дорогие мои орлы! В последний раз на родной земле… за нашу гибнущую родину, за великую… за бессмертную Россию… ура!
Стараюсь запомнить все. Гнедую лошадь, которая испугалась и пробует вырваться из строя, вздрагивающий подбородок Сергея Гаврилова, густые тени на памятнике Адмиралу Нахимову, мостовую, гостиницу «Киста». Все.