– Благодарю вас, капитан. Достаточно!
Поклонился, щелкнул, как водится, шпорами. На следующий день выдали удостоверение. Перед отъездом на фронт пошел проститься с руководителями. Предложили остаться еще на месяц. Ставка считает, что в каждой бригаде должны быть офицеры, знающие стрельбу при помощи аэропланов. Открывается специальный курс. Практические полеты в авиационной школе. Если я здоров, советуют возбудить ходатайство.
Подпоручики Толмачев и Патронов тоже выдержали свои экзамены. Послал с ними рапорт командиру. По почте дольше и неверное дело. Через два дня получил телеграмму: «Разрешаю». Помечена: «Действующая Армия».
Полный газ. Пропеллер ревет. Больше нет толчков. Летим. На земле мчатся тополя и серые коробки домов. Замедляют бег. Уменьшаются. Старый учебный «Моран-Парасоль» понемногу набирает высоту.
Мир расплющился. Крыши красными прямоугольниками, кругом зеленые кружки деревьев. Вместо стогов желтые кляксы, обведенные серой натоптанной каймой. Мы не движемся. Висим на месте. За прозрачным целлулоидным козырьком ветра нет. Высунешься – ураган. Сразу слезы на глазах. Внизу медленно разматывается цветная, понятная карта. Наползло море. Нарисовано ультрамарином. Поля водорослей обозначены зелеными пятнами. Опять надвигается земля. По сторонам извилистой речки обозначена деревня. Паутина тропинок. Желтые кружки. Аккуратно оттененные гряды.
Рев оборвался. Малый газ. Звенят тендеры. Катимся с горы. В ушах свист. Летчик обернулся. Улыбается.
– Ну как?
– Отлично.
– Тогда поехали наверх.
Опять ураган. Хвост опустился. Карта разрастается. Масштаб мельче. Шоссе белой ниточкой. За невидимым автомобилем стелется пыльный след. В голубой бухте палубы детских корабликов. Поля двинулись в обратную сторону. Курс на север. На горизонте осколок стекла – Евпаторийское озеро. Города не видно. Прикрыт горой. Больше не поднимаемся. Летчик поднял руку. Махнул два раза. Две тысячи метров. Иногда бывает виден Перекоп. Сегодня нет. Бледно-сапфировая дымка. И осевший Чатырдаг тоже из сапфира. Все внизу. Кругом сверкающий воздух и ветер, какого не бывает на земле.
Мне приказано с боевой высоты нанести на карту окопы в долине речки Качи. Осторожно развернул верстовку, наклеенную на коленкор. Нашел. Острым карандашом вычерчиваю мелкие зигзаги. Смотрю внимательно. Думаю не о них. Маленькое наше государство. На земле незаметно, в воздухе жуть. Из конца в конец часа три на быстроходной машине. Дальше красные. До самого Ледовитого океана.
После рева шелест. Тендеры звенят. Мы на месте. Земля на нас. Фабричная труба вытягивается. Как раз навстречу. Целится в аэроплан. Бегут перевернутые тополя. Мотор недовольно фыркает. Люди на дороге. Ноги срезаны, но все равно люди. Баба в белом платке и солдат. Уплыли. Спрятались за пригорок.
Толчок. Еще толчок. Едем по полю. Летчик рулит к ангарам. Подбежали школьные солдаты. Рты открыты. Что-то кричат. Не слышу. С непривычки после скачка в два километра – глухота.
Старший инструктор показывает мастерские. Окна открыты, но все-таки жарко. Мотористы работают в парусиновых костюмах, надетых прямо на голое тело. Аэропланный лак пахнет грушами. На огромных столах разложены пружины, клапаны, валы. Стальной звон. Внимательные лица. Мальчик лет пятнадцати оттирает суконкой закопченный цилиндр.
Вышли на воздух покурить.
– Видели наших молодцов? Почти все политехники… Сами знаете – студенты теперь надежная публика. В нашем деле главное. Иначе не усмотришь. Щепотку песку в клапан, либо проколоть изоляцию и готово. Или вот еще способ… В семнадцатом году товарищи в отрядах специализировались на подпиливании тросов. Понимаете, чтобы офицерье не летало и не мешало мириться… Сколько таких случаев было. На земле, при осмотре, не заметят – в голову не приходило. Потом крылья складываются, и машина вдребезги…
Часть вторая
Опять в тылу. Колония Карлсруэ, обоз второго разряда, двенадцать верст от фронта. Моему орудию пришла очередь побыть в резерве, а орудийный начальник от пушки неотделим.
Люди довольны. Можно вымыться в бане, целую неделю спать, раздевшись догола, вставать, когда захочется. Только ездовым, как всегда, работы больше, чем номерам. Резерв или не резерв, а лошади должны быть накормлены и напоены вовремя. Два моих подпоручика откровенно блаженствуют. Костя Толмачев не лежал на кровати с тех пор, как выздоровел от тифа. Георгий Чехович даже не мог вспомнить, когда последний раз спал не на полу. Кажется, где-то в Орловской губернии осенью прошлого года. Они стоят вдвоем у богатого колониста. Хороший немец. Отлично кормит и не хочет брать денег. Даже молоко по утрам подается не снятое. Кроме того, у колониста четыре дочки. Три из них взрослые. Очень чистенькие на вид. Одеваются совсем как барышни. По вечерам, когда подоят коров, даже надевают чулки.