— Просто я привык к автоматике.
И вдруг, с какой-то непонятной мне неожиданной потребностью, он взял мою правую руку, нежно сжал её холодными пальцами и поднёс к своим губам.
— Прости меня! Знаю, что эти слова ничего не изменят, и всё же... — горячо прошептал он, и его губы вновь коснулись моих пальцев. — Прости, прости... Я был так зол, так расстроен. Сначала неприятности на стройке, потом это чёртово электричество в доме... А увидев тебя в своём кабинете, я просто вышел из себя! Сорвался на тебе, и зря! Посмотри, что произошло с тобой из-за меня!..
Наши взгляды пересеклись в тот самый момент, когда он поцеловал мою руку снова, и мне стало невероятно жаль его, потому что то была исключительно моя вина, моя бестолковая голова с бестолковыми идеями и выдумками глупенького ребёнка!
Я сумела расслышать, как он выругался срывающимся голосом, и поспешила успокоить:
— Что вы! Перестаньте! Это я виновата, вы справедливо прогнали меня...
— Ты могла серьёзней пострадать.
— Но со мной всё в порядке. А растяжение — ха! Пустяк! — Хоть и было больно, я слегка пошевелила пальцами правой ноги. — Вы не представляете, как часто я падала в детстве. На мне живого места не оставалось, стоило только отправиться погулять. Мама не знала, как удержать меня на месте.
Он улыбнулся, на этот раз совершенно открыто и тепло, и моё сердце успокоилось. С минуту он просто глядел на меня; глубокие тени залегли у него под глазами, создавая мнимое отсутствие глаз вообще: только две яркие искры в пустых глазницах; и влажные пряди его чёрных волос скрывали от меня шрам под правой бровью.
— Я прошу прощения у вас, — наконец, нарушила я тишину. — Это было неправильно... и глупо, лезть в чужие дела. Мне стыдно.
— О, да, милая. Тебе должно быть стыдно, — он тихо рассмеялся, и это был приятный, красивый смех беззаботного молодого мужчины. — К тому же, это не я сейчас лежу нагишом в такой романтической обстановке.
Смущённая, я хотела было возразить: и совсем ведь не нагишом, а в длинной ночной сорочке. Но я не стала ничего говорить. Его игривый тон меня весьма позабавил.
— Послушай меня, Кейтлин, — сказал он, посерьёзнев. — Как только придёт время, обещаю, что ты всё узнаешь... Но сейчас... Есть тайны, которые я вынужден хранить, поскольку они лишь косвенно мои. Ты понимаешь меня?
— Я понимаю. Постараюсь вам поверить.
— Вот и умница! Доверься мне. — Джейсон поднялся, затем, наклонившись надо мной, едва ощутимо коснулся губами моего лба и выпрямился. — Теперь я хочу, чтобы ты поскорее заснула. Дадим твоей пострадавшей ноге отдых. А я должен разобраться с электричеством.
Легко сказать — довериться! Он оставил меня, а сон долго не шёл ко мне; запахи дождя и ощущение его мягких, влажных волос, касающихся моей кожи, до сих пор были слишком близко.
Его чрезвычайная забота и волнение тронули моё сердце, я хотела верить в то, что он искренне желал обо мне заботиться; и те долгие ночные минуты я воображала, лёжа на его подушках и укрываясь его одеялом, как неплохо было бы наконец подружиться с ним, с этим загадочным, странным человеком.
***
Через несколько дней я могла спокойно ходить самостоятельно, а синяк на коже исчез, как и боль. Поначалу меня смущало то, как все отчаянно пытались угодить мне, словно я была беззащитным ребёнком, требующим ежеминутного ухода. Я не требовала, но они настаивали; миссис Фрай суетливо исполняла обязанности по ведению хозяйства, каким-то невероятным образом успевая приглядывать и за мной.
И целых два дня я почти не вставала с постели! Моим дневным развлечением были только чтение и Анаис, которая забавно шутила, пока расчёсывала меня или прибиралась в хозяйской спальне.
Но как только наступал вечер, и Готье возвращался домой, мне казалось, что сама природа вместе с домом и его атмосферой меняются, потому что я чувствовала глубоко внутри, как моё сердце замирает, и любые желание, что раньше имели для меня значение, теперь казались бессмысленными, ненужными.
Не переодеваясь даже, мой муж, наскоро здороваясь с экономкой, вбегал по лестнице и прямо с порога принимался расспрашивать о моём самочувствии. Затем снимал своё тёмно-зелёное пальто, садился на край кровати и осторожно осматривал мою пострадавшую ногу. Когда его пальцы, ещё холодные после улицы, мягко массировали мою лодыжку, я обнаруживала в себе скрытые потребности к чему-то настолько интимному, что приходилось отводить глаза и не смотреть на то, как искусно его пальцы скользят по моей коже. И, самое интересное, он чувствовал моё смущение, он знал, как влияет на меня. И он молчал и улыбался, рассматривая меня.
Меня тронуло его внезапное перевоплощение из угрюмого, нелюдимого хозяина в заботливого и внимательного мужчину. Поразительно, как быстро он отбросил свои обиды и колючие манеры, и всё свободное время стал проводить со мной.
Сколько ещё раз мне следовало бы упасть с лестницы, чтобы он мог вот так ухаживать за мной?
Я засыпала в его просторной постели... одна, без мужа, и с удивлением понимала, как обидно мне становится от этого по-настоящему женского одиночества. Где спал сам Джейсон, я спрашивать не решалась.
Одним ранним субботним утром, когда многочасовой ливень барабанил по карнизу снаружи и не давал спать, супруг вошёл в спальню, предварительно постучав. Его расстрёпанные после сна волосы, лёгкая щетина на лице и помятая фланелевая рубашка создавали ему какой-то иной образ, по-домашнему простой и милый. Увидев его, я тут же села, опираясь на руки, и, будто загипнотизированная этим утренним зрелищем, широко улыбнулась.