— Фокус. Смотрите.
Михаил Степанович, замкнув линию разреза, опустил кроссовку к крышке стола, поставил ее на носок и слегка тряхнул. Мелкие, прозрачные, чистой водя, камушки посыпались на полированное покрытие, дробно стуча. Круглые и вытянутые, размером с горошину, с боб и чуть крупнее. Они перекатывались, стукались друг о друга, как в биллиарде, катились по ровной поверхности. Четыре пары рук потянулись к ним, чтобы остановить, но ни одна ладонь, ни один палец так и не коснулись их.
— Боже мой, — проговорил длинноволосый мужчина, следя взглядом за подергивающимися, перекатывающимися камушками.
— Это не все, — сглотнув, выкрикнул мужчина в костюме.
— Конечно. Есть еще вторая кроссовка, — чувство юмора вернулось к Михаилу Степановичу, и он старался держать себя достойно.
— Но почему кроссовки?
— Можно догадаться. Это кроссовки олимпийского чемпиона, видите надписи. На рентгене алмазы не просматриваются, а какой таможенник станет такую знаменитость проверять. Особенно, если приехать в самую последнюю минуту. Значит, будем потрошить вторую, или сначала оформим эту?
— Оформим, — по ястребиному быстро и подозрительно взглянул мужчина остальных собравшихся. — Господин Бауэр, начинайте.
Длинноволосый протянул руку к кучке.
Он брал в руки камни, один за одним, оценивал их, покрутив в длинных тонких пальцах, говорил их вес и складывал в шкатулку. Один из мужчин в строгом костюме записывал все, достав из папки бланк. А тот, с ястребином взглядом все следил недоверчиво и бдительно, как камни из кучки попадают в тонкие длинные пальцы г. Бауэра, а оттуда — в шкатулку. Медведеву наскучила эта процедура, он и без того оттесненный, отступил к окну, оперся о подоконник, вполоборота глядя на весенний день и улицу, полную машин.
Мужчина от стола бросил на него взгляд, словно просвечивая насквозь, но увидел только безразлично склоненную спину.
А за столом в то время приступили к вскрытию второй кроссовки.
— А где Гордость России, где Глаз Якутии? Где Гарри Поттер, наконец! — воскликнул мужчина под перестук камней.
Михаил Степанович снова полез в сумку, достал спортивный костюм, отложил, достал майку и трусы, боксерские перчатки и шлем боксера — любителя. «Сергей Сидоренко», — было написано на всем. — «Чемпион XXVII Олимпиады в Сиднее». И стояла размашистая роспись.
— Вскрываем?
— Конечно. Чего вы ждете!..
— Господи, Анюта!
— Что?
— Голубой берилл. Анюта. Вот он.
— Сердце Севера. Глаз Оленихи. Второй Глаз Оленихи. Господи, они же бесценны.
— Целое состояние.
— Что? На это можно купить всю Якутию.
— С алмазами?
— Без, конечно же.
Описывали, оценивали. И глаза у всех горели алчно.
— Это невозможно. Немыслимо.
— Черт-те — что. Я требую охрану.
— Но… Матвей Николаевич: ну нас же сопровождают.
— Охрану!
Капитан Медведев смотрел на суету и жалел о потерянном времени. Ему предстояли бесконечные протоколы, допросы, и вся мелочь, занимающая порой больше времени, чем само расследование. Ценности больше не касались его. Во всяком случае сердце его билось ровно и размеренно.
— Как быть с обедом?
— Какой обед, в самом деле! Продолжайте.
— Но…
— Вам за это платят…
— Конечно.
— Вызывайте переносной сейф.
— Да зачем же?
— Сейф! И бронированную машину. Это приказ! Или уволю всех к чертям собачьим.
— Хорошо, Матвей Николаевич.
Наконец с описью покончили. Из банка прислали сейф, броневик и охрану. Уехали представители компании, распрощался прокурор.
— Ну, каково? — спросил Михаил Степанович, вздыхая, слегка распуская галстук и садясь на свое место за столом.
— Пять часов не выходили, — глянул на свои часы Медведев.
— Да. А Рубинштейн-то каков!
— А кто он у них?
— Эксперт. Оценщик. Не человек, а весы.
— А почему он — Бауэр?
— Бэ. У. эР. Борис Уралович Рубинштейн.
— Ну и намешано. Вроде еврей, вроде — еще кто.
— Еврей. Сто процентный. Отец назвал его в честь своего русского друга. А у того самого с отцом произошла такая же петрушка: назвали в честь друга его отца — таджика. Дружба народов — советское время. Он потомственный ювелир. Оценщик, а по-современному: эксперт-ювелир и модельер-дизайнер.
— Из компании?
— Нет. Независимый. У него свой бизнес в Москве. Любопытная личность, стоит приглядеться внимательнее.
— Даже так?
— 20 лет назад сидеть бы ему далеко и долго. Но сейчас, извините, демократия. Чем ты думаешь заняться в первую очередь?