– А мне уже не нужно их делать, – подперев голову руками, задумчиво произнесла Галочка.
– Почему? Ты что, завтра в школу не пойдешь?
– Я попросила Иисуса, чтобы Он взял меня к Себе. К тете Марии ты меня не пускаешь. Я должна делать все, что не нравится Иисусу: танцевать, смотреть телевизор. Мне даже не с кем петь и молиться! И Библии у нас нет. А вчера папа запретил даже говорить о Боге... Вот я и попросила, чтобы Иисус взял меня к Себе. Сегодня Он придет за мной!
Сердце матери сжалось и часто-часто забилось. Она хорошо понимала, что означают слова Галочки: «Я попросила Иисуса». Мать стремительно выскочила на улицу. В калитку как раз входил ее муж.
– Виктор, вызывай «скорую»! Галочке плохо! Глаза матери были полны ужаса, руки дрожали.
– Папа, не нужно «скорую», – выбежала следом Галочка. – У меня ничего не болит! Мне совсем не плохо! Не надо, папа!
– Вызывай, Виктор, вызывай! – умоляла мать, не обращая внимания на слова дочери.
– Да что случилось, объясни, пожалуйста! – обратился он к жене, которая второпях стала рассказывать, что говорила ей дочь.
– Вызывай быстрее! – настаивала она, и ее буквально лихорадило.
– Я вызову, но только не для Галочки, а для тебя, – согласился наконец он и торопливо зашагал к телефону.
Приехала «скорая помощь». Но было уже поздно...
Безжизненная Галочка лежала на диване. Кажется, ничего не изменилось: те же черные волосы, разбросанные по подушке, та же чуть заметная улыбка на спокойном застывшем лице. И только глаза не излучали больше теплого, нежного света. Они закрылись навсегда для всего греховного и земного, чтобы вечно созерцать Того, Кто был для нее дороже всех на земле.
Галочка умерла. Вернее сказать, любимый Иисус исполнил ее желание и взял к Себе тоскующую по небесам девочку. Горько плакали отец с матерью: «Почему, почему мы не отвезли ее на каникулы к тете Марии?!»
Хоронить Галочку родители повезли на родину, на далекую Кубань, поближе к тому месту, куда при жизни так рвалась Галочка и куда они ее не отпустили.
Умей прощать
Как только прозвенел звонок с урока, детвора высыпала на улицу. Всем хотелось знать, что же там так громыхало и скрежетало во время занятий. Оказывается, на школьный двор въехали большущие КАМАЗы. Они привезли кирпич, песок и доски.
Давно уже было принято решение достроить и расширить старую, еще до войны построенную школу. Вот и начиналась она, такая интересная работа – стройка. Когда КАМАЗы, ревя моторами, уехали, школьники вышли во двор складывать кирпич.
Работа была нелегкая. Кирпич больно тер пальцы, но мальчики, подражая взрослым, выстроились цепочкой и передавали его друг другу – так дело шло быстрее. Глядя на них, девочки тоже взялись было так работать, но у них ничего не получалось. Тогда учитель послал их собирать колотый кирпич и складывать его в отдельную кучу. Конечно, эта работа была полегче, и девочки охотно взялись за нее. Но скоро и это их утомило. Заболела спина, руки. Медленно двигаясь, они с ленцой поднимали и переносили битый кирпич.
Среди учеников четвертого класса была одна верующая девочка – Вера. Родители учили ее, что лениться – плохо. Если делаешь дело, делай усердно, хорошо! Глядя на одноклассниц, она тоже хотела работать медленно, но, вспомнив мамин совет, энергично принялась носить кирпичи.
– Монашке, как всегда, больше всех надо! – ехидно подсмеивались девочки.
– Конечно, ей так и нужно, а то Бог накажет! – выкрикнула Света, подзадоривая всех к смеху.
Неприятно стало Вере. Какой-то горький комок подкатил к горлу. Она на мгновение застыла.
«Ну и пусть смеются, – утешила она себя. – Над Иисусом тоже смеялись...» И Вера стала носить кирпичи так же быстро, как прежде.
Не ново было слышать прозвище «монашка». К нему все привыкли. И Вера тоже. Смирилась. Обычно, немного посмеявшись, ученики переставали язвить. То ли слова у них кончались, то ли жалели Веру. Но сегодня остановить девочек было невозможно. Они сплетали всякие небылицы о Боге, о верующих и везде присоединяли Веру как самую ревностную среди богомольцев.
«Иисус! Помоги мне не заплакать! – об одном просила она. – Это же из-за Тебя они смеются надо мной!»
Шутками и смехом на этот раз дело не кончилось. Света, самая дерзкая из девочек, закричала:
– Да ее ничем не доймешь! Ей все безразлично! Ты только позоришь наш класс! – И со всего размаху бросила в Веру кирпич.
Все ахнули.
– Света, ты что?! – раздался чей-то возглас.
Но было уже поздно. Глухо стукнув, кирпич ударил Веру по пальцам. От боли у нее потекли слезы. В глазах потемнело.
Только тут Иван Петрович обратил внимание на шум.