— Здравствуйте, Григорий Никифорович!
— Здравствуй. Присаживайся поближе ко мне и слушай. Вчера принято решение о сдаче в эксплуатацию цеха ходовой части. К седьмому ноября.
Я не сразу понял смысл сказанного, удивленно хлопая глазами. Управляющий попытался уточнить:
— Строительство объекта ведет твое управление, так ведь?
— Так, — хрипло подтвердил я.
— Готовь документы к сдаче.
— Так сдача только в первом квартале следующего года.
— Спасибо, что напомнил. Высокое начальство решило сдать объект к празднику, нужно подарок Родине преподнести. Или ты против?
— Я не против подарка, но цех сдавать рано.
— Ты как-то медленно соображаешь, — уже начал раздражаться управляющий. — Решение приняли наверху, — управляющий показал указательным пальцем в потолок.
Я молчал. Если так решили, наверняка с руководством завода было согласовано. Но от этого становилось не легче. Сдавать, хоть и по бумагам, огромный цех было достаточно проблематично. Надо было перекраивать весь график производства. На первый план выплывали отделочные работы, создававшие «товарный» вид. Однако этот вид разрушался при прокладке электрических кабелей, других технологических проводок, и в конечном счете «товарный вид» приходил в ужасное состояние. Отделку приходилось выполнять заново. Но самое главное начиналось при штурмовщине. На объект нагонялась масса людей, половина которых слонялась без дела. Каждый день проводились совещания и писались отчеты, стоял крик, ругань, матерщина. Как правило, работу это не убыстряло, потому что последовательность была нарушена, и восстановить ее уже не было никакой возможности.
— Ну, чего молчишь? — нарушил молчание управляющий.
— Свое мнение я сказал.
— Оставь свое мнение при себе. Выполняй задание.
Я встал, собираясь уйти, но управляющий показал рукой на стул, и как-то устало и проникновенно сказал:
— Пойми меня правильно. Я все понимаю, будет нелегко, но все-таки надо сделать в срок и качественно… Обкому партии отказать невозможно.
— Сколько у нас времени?
— Месяц. Акт государственной комиссии должен быть подписан в начале ноября. Сам понимаешь. К празднику.
Я вновь присел. Снял очки, долго протирал их носовым платком, затем посмотрел на управляющего.
— Но вы же понимаете, что это невозможно?
— В своей жизни я много видел и возможного, и невозможного. Нужно.
У дверей я остановился и сказал:
— На третьем производстве неделю назад сменился директор. Вместо Писаренко назначен Семененко Петр Георгиевич. Вы знаете, его? При подписании акта надо начинать с него.
— Мы мало знакомы. Я помню его по корпусу «Б», он был главным строителем на «Акуле». Встречались редко, проект уж больно был секретным. Так что иди, знакомься. Мы тоже не сторонние наблюдатели, где надо, поможем.
Я впервые пришел к руководителю танкового производства. Конечно, танки собирают в цехах, чертежи узлов разрабатывают в конструкторском бюро. В приемной даже макетов танков нет, все обычное, конторское. Заходят люди, звенят телефоны, секретарша пьет чай. Все, как у нас в тресте.
Но я знал, все здесь существует только для того, чтобы выпускать самые совершенные машины, на заводе их называли «изделиями». Цех, который решили сдать досрочно, в подарок Родине, будет основным при производстве ходовых частей уникальных машин.
— Заходите! — машет секретарша, показывая на дверь кабинета. Я вскакиваю и пытаюсь четким шагом пройти до двери, но что-то у меня не получается, не могу открыть дверь, секретарша бросается мне на помощь, и вдвоем мы буквально вваливаемся в кабинет директора.
Тишина.
— Здравствуйте, Петр Георгиевич!
Из-за стола поднялся высокий, плотного телосложения мужчина. Он улыбнулся, обнажив белые зубы и громким, командирским голосом ответил на мое приветствие:
— Подходите поближе, садитесь.
Я сел за маленький короткий стол-приставку.
— Рассказывайте, что привело вас ко мне.
Я рассказал. Он слушал, не перебивая. Когда я закончил, Семененко встал, подошел к окну и как-то мягко, с некоторым сожалением сказал: