Инес клянется, что, услышав это, была так ошеломлена, что не могла не то что говорить, даже пошевелиться. Воспользовавшись ее замешательством, Лошадиная Морда придвинул к ней свое лицо, как на завоеванную территорию, на расстояние нескольких сантиметров, так близко, что она смогла заглянуть в самую глубину его глаз. Они были как колодцы, как туннели в пустоту, уверяла она впоследствии. Потом, снова отдалившись от Инес, этот тип, словно делая уступку, произнес: «Ну что ж, если честно, то пока мы еще не исполнили одно ваше желание, но можете не беспокоиться, мы привыкли держать свое слово, так что…»
«Я могу, могу просить?» — с облегчением выпалила Инес, решив просить, чтобы, если это кошмар, она поскорее проснулась, ради Бога и всех святых, в которых никогда не верила до этого момента.
«Мне жаль, — сказал Ослиная Морда, — мне очень жаль, сеньорита, но вы уже сформулировали это желание несколько дней назад: оно касается вашего соседа, кларнетиста…»
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть я проснусь!» — воскликнула Инес и отчаянно ущипнула себя за ногу, надеясь прекратить кошмар. Однако это не помогло. — Соседа-кларнетиста, сказали вы? А что с моим соседом-кларнетистом?»
«Дело в том, что если мы не исполнили до сих пор вашего желания относительно этого несчастного человека, то лишь потому, что вы почти одновременно пожелали ему две различные вещи: сначала чтобы он свалился с пятого этажа, а потом — чтобы подавился своей проклятой свистулькой (полагаю, вы имели в виду мундштук его кларнета). Однако, поскольку между двумя этими желаниями существует очевидное противоречие, осталось неясным, как вы хотите покончить с ним, и лишь по этой причине мы до сих пор не удовлетворили вашего желания. Как бы то ни было, можете не беспокоиться, мы, как я вам уже говорил, не нарушаем обязательств, но необходимо получить небольшое уточнение, сеньорита…»
Инес клянется, что не очень хорошо помнит, что же произошло дальше: Чудовищная Морда поднялся с дивана, и она решила, что он собирается выйти в коридор, чтобы привести в исполнение ее последнее желание. Инес вскричала: «Нет, нет!», ей показалось, что Обладательсамойпрекраснойвмиреулыбки не находил себе места и кусал губы, как будто вся эта сцена и паника Инес вызвали напряженный внутренний конфликт, словно в его душе происходила борьба Долга с Необходимостью, Жалости с Прагматизмом, Каина с Авелем. Инес готова поклясться в этом, хотя, вероятно, не следовало бы, ведь это были всего лишь ее домыслы, но едва ли тот момент был подходящим для психологических наблюдений.
«Нет, подождите! Стойте! — сказала она человеку с черт-знает-чьей мордой. — Пожалуйста, что вы собираетесь сделать?»
«Исполнить ваше желание, — ответил ей тип и добавил: — Надеюсь, вы наконец сделали выбор? Как вы предпочитаете покончить с кларнетистом: пятый этаж или проклятая свистулька?»
Инес утверждает — или утверждала бы, если бы ей было кому это рассказать, — что вот уже несколько часов размышляет обо всем произошедшем. По меньшей мере три часа прошло с того момента, как, окутанные черной тучей — возможно, это была не туча, а ее собственные застилавшие глаза слезы (Инес сама не знает), — оба гостя попрощались с ней совершенно различным образом. Один — со словами: «Слушайте, сеньорита: чтобы доказать вам, что мы настоящие кабальеро и не хотим воспользоваться вашим теперешним состоянием духа, мы зайдем в понедельник, чтобы до конца разъяснить вам условия договора и вручить вам ваш экземпляр. Однако будьте готовы к этому, пожалуйста. Хорошо?» «До свидания, Инес, до скорого», — произнес другой, но его голос был так нежен, что, несмотря на свое состояние или, возможно, именно по этой причине, Инес захотелось прикоснуться к нему, как к божеству.
«Мы еще дадим о себе знать», — были последние слова ужасного типа. После того как оба ушли, Инес не пришло в голову ничего, кроме как броситься в коридор, к двери соседа-кларнетиста. Она стучала десять, двенадцать, пятнадцать, тысячу раз, но никто не открыл, поэтому теперь она лежала на кровати, молясь всем святым, в которых никогда не верила, о том, чтобы был жив этот Владимир, Дмитрий, Иван или Алеша, кларнетист. Пока она могла быть уверена только в том, что он не свалился с пятого этажа, — на улице не было ни машин «скорой помощи», ни шумной суеты. Но где же он? Может быть, к нему пришла его девушка и они теперь пьют где-нибудь кофе (дай Бог, чтобы так!). А если это не так, что означает эта тишина? Почему он не открыл? О Святой Иуда и Святая Рита (или Святая Маргарита? Не знаю, к кому обращаются в этом случае…)! Может быть, он по какой-то другой причине вышел из дому? Дай-то Бог, потому что иначе… Ведь если он не открывает (о Боже, это невозможно, я не прощу себе этого), если он не подает никаких признаков жизни и из его квартиры уже давно не слышно ни одной примитивной гаммы, то… (о Боже, если я сплю, пожалуйста, пусть я проснусь!) то неужели все-таки… проклятая свистулька?