…сволочь.
При мысли об отце в груди поднялась глухая ярость.
Ничего.
И с ним Эвелина рассчитается. Не в квартире дело, которую он отнял, но в том оглушающем чувстве беспомощности, собственной слабости, в страхе, испытанном ею тогда, когда она подумала…
– …или думаешь, что о тебе забыли? – в памяти всплыл свистящий шепот, который пробивался сквозь тонкую занавеску. В квартире было тесно и дымно. Печь топили внизу, но, видно, труба треснула, и дым теперь сочился сквозь стены. Он застревал в горле, вызывая гадостное першение. Хотелось кашлять, но Эвелина терпела.
У новой жены отца родился ребенок.
Сын.
Наследник.
Сыновья всем нужны, а вот от девочек одни проблемы, особенно когда девочки эти часто болеют и не желают помогать по дому.
– Думаешь, спряталась и теперь все? Я знаю правду… – отец приходит поздно и всегда раздражен, но не на жену и сына, с ними он ласковый. Он берет младенчика на руки и смеется, а при взгляде на Эвелину мрачнеет.
И она старается не попадаться лишний раз на глаза, но деваться в крохотной их квартирке совершенно некуда.
Сволочь…
Она заставила себя дышать, отрешаясь от гадостного ощущения во рту. Это не дым. Дым остался там, вместе с отцом и его супругой, и сыном их, который приходился Эвелина братом, но это ровным счетом ничего не значило.
Она и имени его не знала.
Не желала знать.
– И будешь мешаться – мигом окажешься там, где таким, как ты, самое место, контра недобитая, – отец говорит уже громко, не стесняясь. И в другой комнате, отделенной тонкою стенкой, заходится плачем ребенок. Это злит отца еще больше. – Видишь? Ни днем, ни ночью покоя от вас нет…
Бабушка не отвечает.
Наверное, она многое могла бы сказать, однако сейчас почему-то молчит. Она часто в последнее время молчит, не считая нужным тратить слова на недостойных людей. Так она объяснила Эвелине. А та поняла. Не разумом, нет. Какой разум у ребенка, но сердцем.
– Так что… – плач заглушает шепот. – У тебя есть выбор. Уйти самой или…
– Куда?
– Мне-то какое дело?
– А Эвелина? Если меня не станет…
– В детском доме всегда найдется место, – отец говорит так, что Эвелина верит ему сразу и всецело. Конечно, он не станет держать ее здесь, в маминой квартире, ведь, даже о двух комнатах, эта квартира слишком тесна, чтобы хватило в ней место ненужной дочери.
Пускай…
…он еще жив. Эвелина знает. Не то, чтобы хочет знать, но просто… так получается. Доходят слухи… и раньше доходили.
Он жив и пьет.
Много.
А выпивши, становится буен. Он и раньше-то никогда не отличался сдержанностью, но со временем и вовсе утратил всякое подобие человечности.
Пускай.
Эвелина потрогала влажные кружочки огурца, убеждаясь, что никуда-то они не делись. Осталось досчитать до ста и можно будет снимать. А там протереть кожу кусочками ромашкового льда – отвар Эвелина еще вчера самолично в холодильный шкаф упрятала. И нанести целебный крем.
Или сперва лучше крем, тот самый, что ей вчера присоветовали, восстанавливающий и против морщин? Морщин у нее, конечно, нет, но ведь когда-нибудь да появятся, а зелье продляет молодость.
…тогда они три дня жили у старой бабушкиной приятельницы, а после переехали в эту вот комнатушку. И видят Старые Боги, Эвелина была счастлива.
Глупая.
Но много ли ребенку надо? Не бояться взгляда, окрика или затрещины, которая не за дело, но просто так, потому как под руку подвернулась. Шипения раздраженного. И уверений, что от нее, Эвелины, одни проблемы… и всем-то она нехороша.
Хороша.
Она сняла огурец с глаз и сунула в рот: чего добру пропадать-то? В животе заурчало, намекая, что одной красотой при всем желании сыт не будешь. И второй ломтик огурца, отправившийся следом за первым, нисколько ситуацию не исправил.
Остатки огурца Эвелина отправила в стат-короб, благо, тот, пусть и созданный во времена Драконов, все еще исправно держал заклятье, разве что камень силы приходилось подпитывать чаще обычного. Но сила у нее имелась.
И еще красота.
Урчание сделалось слишком уж громким. А ведь ей за фигурою следить надо, это в бабушкины времена в женщинах ценились стать и формы, на прошлом же просмотре этот невежда из культпросвета заявил, что Эвелина не вписывается в современные каноны красоты.
Идиот.
Эта злость была вялой, и Эвелина подвинула к себе баночку с кремом. Вид он имел… специфический. Впрочем, чего еще от ведьминых снадобий ждать? Она ткнула в крем палочкой, но та в плотную зеленоватого оттенка субстанцию вошла с трудом, а вышла с еще большим.