Впрочем, на следующий поступок ее толкнули не эти мысли. Ее толкнула Джулия, которая пошла на такое безрассудство ради лучшей подруги.
Герти раскрыла объятия.
Рея ошарашенно замерла, не вынимая руки из кармана.
— Это Арло, — произнесла она, все так же в полный голос, чтобы все слышали. — Он ее насиловал, когда она у вас ночевала. Все видели кровь.
— Твоя дочь мертва, — ответила Герти. — Произошло несчастье, теперь она мертва.
Рея дышала хрипло, отрывисто, будто тонула.
— Не мертва. Она во мраке. Я должна найти путь на другую сторону, — выговорила она. А потом услышала собственный голос, почувствовала на себе взгляды, застыдилась. — Это Фриц, — добавила она. — Его рук дело. Он ее бил. Насиловал. И Дом Оттоманелли тоже.
— Рея, она мертва. Твоя дочь мертва.
Рея, тяжело дыша, стиснула рукой свое горло, будто там застряло что-то живое.
— Не мертва. Не имеет права: она ведь не знает, что я сожалею.
Герти тоже плакала. Не из-за Реи — из-за Шелли и собственных детей.
— Конечно, знает, — сказала Герти. — Они всегда знают.
Рея достала руку из кармана — в ней пустота. Осторожно, чтобы не повредить Гупешке, шагнула в объятия Герти. Герти ее обняла. Женщины вспомнили, что когда-то были подругами.
Сожалею! — выкрикнула Рея, заливаясь слезами.
— Ш ш ш, — прошептала в ответ Герти. — Ты об этом не думай. Не думай ни о чем, кроме Шелли.
— Доченька моя. Жизнь бы отдала, чтобы ее вернуть, — произнесла Рея.
— Знаю, — откликнулась Герти.
— Герти, Герти, — всхлипнула Рея и сжала ее крепче, повисла на своей рослой подруге. — Как же мне больно!
— Знаю, — ответила Герти.
Наконец-то Рея ощутила то, что так долго от себя гнала. Она плакала не по себе, не по своим тайнам, а по Шелли. Это видели жители Мейпл-стрит, и им стало ясно, зачем они все это время на нее смотрели. Они пришли ради вот этого вот мига.
Не ниспровергнуть, а поддержать. Сгрудились теснее, в иной, более доброжелательный круг.
А одинокая тварь слушала. Одинокая тварь оставалась в одиночестве.
Для Реи настал нежданный катарсис. Подлинная дружба. Подлинная связь. Облегчение, которого она жаждала так долго. И на краткий миг таким счастьем показалось, что все очевидно. Все знают, какое она чудовище, и не отвергают ее. То был самый упоительный миг ее жизни.
Но для некоторых людей нет ничего страшнее очевидного.
Из книги Элиса Хейверика «Верь глазам своим: правда об убийствах на Мейпл-стрит»
Много лет в прессе не утихали нападки на жителей Мейпл-стрит. Их обвиняли и в травле Уайлдов, и в гибели семьи Шредеров. Некоторые авторы, например Донован и Карр, сочли раскаяние соседей после обнаружения тела Шелли признанием вины. Однако, судя по всему, жители Мейпл-стрит сострадали всем участникам конфликта, вне зависимости от их виновности или невиновности. Следует поставить им, равно как и Рее, в заслугу то, что они раскрыли свои объятия Герти Уайлд, вместо того чтобы ее осудить.
Вот что говорит Линда Оттоманелли: «Я знаю, что ту шкатулку нашли в почтовом ящике Бенчли. Знаю, что, по мнению полиции, Рея ударила ею Ларри. Но я в ту ночь не спала. Была моя очередь дежурить. И я все видела. Это Герти изувечила собственного сына».
С ней согласен Стивен Понти: «В какой-то момент я едва не изменил мнение. Так было ужасно. Меня почти провели. Но потом я все-таки включил голову. Не могло такого быть, чтобы мы все это придумали. Ну допустим, Рея время от времени шлепала Шелли, но то, что Арло натворил со всеми детьми с Мейпл-стрит, в сто раз хуже. Я совершенно уверен, что поступил правильно. Он преступник!»
Стерлинг-парк
2 августа, понедельник
Все объятия, даже самые истовые, конечны.
И окончания их всегда оставляют по себе чувство неловкости, какое испытывают люди после неудачного секса на одну ночь. Участники расступаются, давая друг другу свободу. То же произошло с Герти и Реей. Они разжали руки.
Чуть позже Никита Сингх принесла из дома чистую белую простыню и накрыла тело Шелли. Долго с ней возилась, не понимая: закутать девочку полностью или оставить лицо на виду? А кроме того, правильно ли скрывать ее синяки? Прятать их после того, с каким трудом дети извлекли на свет ее тело?
Потом Марко Понти натянул простыню Шелли на лоб, оставив на виду лишь пряди блестящих черных волос. А Салли Уолш опустила пониже, обнажив высокие скулы и острый подбородок.
— Пусть подышит, — произнесла Салли.
Больше простыню не трогали.