Глаза у Аллена увлажнились, будто она дала ему пощечину.
— Это к делу не относится. — В голосе звучала подлинная боль. Она это слышала, и к ней отчасти вернулось трезвомыслие.
— Ой, Аллен… начала она. — Прости меня.
Я не хотела.
— Тебе тут не место, — прервал он ее. — Ты терпеть не можешь свою работу. Вечно показываешь, что умнее всех нас. Наверное, так и есть. Мы не стыкуемся.
— Мне сейчас тяжело. Ты не можешь не знать. Пожалуйста, не увольняй меня. Мне некуда пойти.
— Разговор окончен.
Рея заплакала в голос. Настоящими слезами, а не фальшивыми, чтобы разжалобить соседей. Утерла глаза — руки ее оказались маленькими, прямо как у Шелли. С широким ногтевым ложем, как у Шелли, и от воспоминания сделалось так горько, что захотелось срезать эти ногти под корень.
— Не надо, — произнесла Рея. — Мне без этого места никак.
— Рея… я тебе сочувствую. Всем сердцем. Мы все время думаем о тебе и твоих родных, молимся за вас. Но даже если отбросить все привходящие обстоятельства, ты забываешь, что преподаешь отстающим подросткам, которые даже не научились раскрывать тему в тезисе.
— Я постараюсь. Я все исправлю, — сказала она и стиснула ладони в мольбе. — Это единственное, что у меня осталось. Я не могу сидеть на Мейпл-стрит. Там как в могиле. Там меня преследует дочь. Она повсюду.
— Тебе придется уйти, — ответил он.
Аллен остался сидеть, и она поняла: он имеет в виду, уйти прямо сейчас. Она собрала вещи из своего крошечного кабинетика. Вышла, глаза красные. По-хорошему, это она должна быть его начальницей. И все здесь должны ей в ножки кланяться. Молить об очередном золотом слитке ее мудрости. Она развернулась. Захромала к столу на этом своем бессмысленном ненадежном колене. Плюнула. Плевок попал на исчирканную работу. Работу Спиди.
— Рея! — выкрикнул Аллен в ужасе и негодовании.
Плевок расползся, окрасился красным. Какой безумный поступок. Неприличный, невоспитанный. Она хотела сказать: «Прости. Я виновата. Вернемся к разговору осенью, Аллен, я приду в себя>. Но сказала совсем другое:
— Посмотри, до чего ты меня довел.
А потом — провал в памяти. Она выехала с парковки и отправилась в единственное место, которое у нее еще не отобрали. На Мейпл-стрит.
Мейпл-стрит, 118
31 июля, суббота
Среди хаоса в доме № 118 на Мейпл-стрит остался один оазис: до странности безупречная спальня Реи и Фрица, пропахшая дешевыми духами. Всё на своих местах. Ни следа от кофейных кружек на тумбочках, ни лифчика, свисающего с дверной ручки. Герти будто бы заглянула в чистую и безбедную взрослую жизнь, которой, по идее, должна была жить и сама. А может, и в выдумку в стиле Марты Стюарт на тему о том, как должна выглядеть взрослая жизнь.
Оставленного Шелли доказательства нигде не видно.
Скрипнула дверь. Загорелся верхний свет. Прятаться было негде. Герти попалась.
— Элла! — позвала она.
Девочка медленно вошла внутрь. Ей уже, кажется, исполнилось восемь. Не такая уж маленькая. Изумительный возраст, когда бок о бок уживаются мягкие игрушки и тяга к хип-хопу. Когда Дед Мороз еще настоящий, а зубная фея уже нет. На старшую сестру она была совсем не похожа. Кругленькая, широкогрудая. Маленькие карие глазки, тусклые русые волосы. Одета в симпатичное зеленое платье без рукавов, тесноватое в талии.
— Можете мне помочь? — спросила Элла.
Герти обхватила руками живот.
— Как?
Элла вышла. Герти постояла в ярком свете, потом последовала за ней. На цыпочках миновала дверь, за которой спал голый Фрицик, так же спустилась по лестнице. Герти была босиком, девочка — в модных резиновых тапочках. Вслед за ней Герти прошла через кухню, они оказались в примыкавшей к ней комнатушке. С дверью, но размером чуть больше шкафа.
Элла осталась снаружи. Герти заглянула внутрь. Страшный разгром. Пол на несколько сантиметров усыпан обрывками бумаги. Стены изрисованы красным фломастером. «Иди на хрен!» — вырезал кто-то (кухонным ножом? Или тем, которым вскрывают письма?) на деревянном письменном столике. Окон здесь не было.
Кабинет Реи.
— Мы тут зачем? — спросила Герти.
Элла не тронулась с места. Лицо невзрачное, флегматичное. Но Герти поняла, что за этим выражением скрывается совершенно неподдельная ярость. В этом доме все так. Все скрыто. Но истина вырывается из углов.
— Ты расскажешь маме, что меня видела?