— Что ты чушь мелешь, — процедил он сквозь зубы и встал из-за стола.
— Да нет, это я так, к примеру. А может, еще с кем! Дело ведь не в этом.
— А в чем?
— Не могу ей верить, и точка. Вот сейчас я тут с вами, а сам думаю, может, она с кем-нибудь в эту минуту...
Он даже скрипнул зубами и изо всех сил ударил кулаком по столу, так что подпрыгнула бутылка.
— Слушай, по-моему, он псих, — сказал, обращаясь к Немову, Роман.
— По-моему, тоже, — согласился Евгений.
Аркадий снова по-детски захлюпал носом.
— Издеваетесь.
— Да, кажется, это серьезно, — кивнул головой Роман и похлопал Аркадия по плечу. — Ну, будет, будет.
Он сходил в ванную, вернулся с полотенцем.
— Вот вытрись и успокойся. Можешь?
Аркадий всхлипнул, набрал полную грудь воздуху, потом медленно его выпустил и наконец жалобно произнес:
— Могу.
— Ну и хорошо, — кивнул Роман, сел вплотную к Аркадию и, заглядывая ему в глаза, сказал: — Давай рассуждать логически.
— Давай, — так же послушно ответил Аркадий.
— Ты что, до Людмилы никого не встречал?
— Как это не встречал? — даже обиделся Аркадий.
— Встречал. Мне, например, вспоминается, как ты совсем недавно хвастался победой над какой-то барышней. Было?
— Ну и что? — удивился Аркадий.
— Так какое моральное право ты имеешь ее осуждать? — грозно сказал Роман.
Аркадий задумался слегка, потом отрицательно затряс головой.
— Чего ты трясешь?
— Разве дело в этом? — упрямо сказал Аркадий. — Но раз она нечестная, не могу я ей верить. Не могу! Понимаешь?
— Нечестная по отношению к кому? К тебе? Так как она могла быть нечестной, если вы с ней не встречались?
Аркадий насупился.
— Постой, Роман! — неожиданно вмешался Немов. — Дай-ка я ему по-комсомольски между глаз врежу. Откуда у тебя эти домостроевские замашки? Образование вроде высшее?
— Ну? Институт кончал.
— Вот именно. А рассуждаешь, как дореволюционный мужик из глухой провинции. «Нечестная!» — передразнил он Аркадия. — На себя посмотри, секретарь комсомольской организации.
— Ну, не могу. Понимаю все, но не могу себя пересилить! — опять стукнул кулаком по столу Аркадий.
— Не можешь? — переспросил Роман, начиная терять терпение.
— Не могу.
— Тогда разойдитесь красиво, в разные стороны, не порти девке жизнь. Раз сейчас есть сомнения, то после свадьбы они возрастут многократно.
— Ты что, совсем ничего не понимаешь? — неожиданно взвился Аркадий. — Чурбан бесчувственный. Я же ее люблю. Жить без нее не могу...
— Ну, раз не можешь, женись, — начиная тоже злиться, сказал Немов.
— Не могу жениться, она бесчестная, — застонал Аркадий.
— Тогда не женись, — уже безучастно бросил Роман.
Аркадий вскочил, в сердцах ахнул кружкой об пол:
— Издеваетесь. Не понимаете. Я к вам всей душой!
Он выскочил за дверь. Друзья смущенно посмотрели друг на друга.
— Вот ерунда какая, — почесал в затылке Роман.
— Да, это как раз тот случай, когда советы только мешают, — флегматично сказал Немов, стоя на коленях и собирая осколки. — Пусть сам в конце концов решает. Что бы мы ему ни посоветовали, все равно мы же я виноваты окажемся.
— Поговорю я, пожалуй, с Людмилой, — решил Роман.
Он встретил ее на следующий день возле заводоуправления. Увидел издалека и невольно залюбовался ее упругой плавной походкой.
— Соскучился, Ромочка? — сказала та, взяв его под руку.
— С чего ты взяла? — недовольно буркнул Роман, невольно отстраняясь и гася крамольные мысли.
— Не по мне, не по мне, конечно! — рассмеялась Людмила, но руку не отняла. — По Ладочке своей любимой. Как она, пишет?
— Пишет, — мотнул головой Роман. — Слушай, поговорить надо...
— Только-то? — игриво переспросила Людмила.
— Ты можешь быть серьезной? — начал сердиться Бессонов.
— Серьезной? Зачем? — повела плечиком.
— А вот затем, что Аркадий вчера советоваться приходил...
— Аркадий? — подняла брови Людмила, сразу став холодно-отчужденной.
— Ну да, Аркадий!
— И о чем же он советовался?
— Будто не знаешь! Жениться на тебе или нет. Я думаю, не надо тебе парня терзать...
— А что тут советоваться! — снова повела плечиком Людмила, глядя куда-то вдаль. — Поженимся, и точка, как он сам любит выражаться.
— Да уж он так выражается...
— Насчет меня, что ли? — взглянула на него Людмила с усмешкой. — Гулящей, наверное, называл? Нет? Странно. Мне он все это тоже говорил, и даже кое-что похуже.
— Говорил? — ужаснулся Роман. — И ты терпишь? Такая гордая, самолюбивая...