— Нет, ты дай слово, — упрямо настаивала Лада.
— Хорошо.
— Поклянись.
— Клянусь...
Она уже не сопротивлялась его поцелуям. Неожиданно с обрыва раздался старушечий голос.
— Хотя б людей постеснялись. Уж полчаса здесь стою, мне белье надо полоскать, а вы челом каетесь.
Лада, взвизгнув, закрыла лицо руками. Роман, рассмеявшись, вскочил на ноги, выдернул из уключины весло и, упершись им, как шестом, далеко оттолкнул лодку от берега. Они выплыли на середину реки, Роман помахал рукой застенчивой бабуле и что было силы заорал: «Из-за острова на стрежень».
Новый день в редакции начался с телефонного звонка. Роман снял трубку.
— Алё. Петр Крутов говорит. Роман? Ты хотел наш цех посмотреть. Приходи. А то завтра начнем работу и не до тебя будет.
Роман помчался со всех ног. Ему, действительно, не терпелось взглянуть на новый конвейер. Огромный зал, в который год назад они приходили с Демьяновым и Холодковским преобразился. Он уже не казался пустым, подобно футбольному полю.
У входа Романа встречал гид.
— Веди, показывай, — потребовал корреспондент.
— Видишь, весь зал разбит на три круга, — начал давать пояснения начальник цеха.
— Ага, вижу, они очерчены рельсами, — кивнул Роман. — Это и есть конвейеры?
— Вот, вот, — кивнул Петр. — Два основных сборочных, а один наладочный. Через каждые пять метров — площадки. На них с помощью кранов будут подаваться станки и крепиться вот этими мощными зажимами. Площадки движущиеся. Через каждые тридцать минут они будут передвигаться от одного рабочего места к другому.
— А хотели вроде через пятнадцать минут? — спросил Роман.
— Решили пока не рисковать. Надо еще дать время на приобретение навыков, психологическую подготовку. Погляди, рабочие места сборщиков оборудованы стандартно. Разрабатывал друг твой, Немов.
Роман, внимательно осмотрев тумбочки для инструмента, окрашенные в светло-зеленый цвет, и вращающиеся стулья, даже прокрутился на одном и изрек с удовлетворением:
— Удобно!
— Конечно! — подтвердил Петр. — Здесь можно регулировать и высоту.
— А это что такое? — показал Роман на черные гибкие шланги, спускающиеся сверху.
— Тоже новинка! — радостно сообщил Крутов. — Пневмогайковерты. Раньше крепили вручную. А сейчас гайку чуть наживил, пневмогайковерт подставил, нажал кнопку — вжик! И гайка завернута до упора. Здорово?
— Просто замечательно! — восхитился Роман.
— Но это еще не все! — с гордостью продолжил Крутов. — Идем дальше.
Они миновали конвейеры, и за высокой перегородкой из металлической сетки Роман увидел бесконечный ряд стеллажей с пронумерованными ячейками.
— Что это?
— Механизированный склад! Святая святых!
— Почему таким высоким штилем?
— Потому что такой склад прикончит штурмовщину на сборке. Ведь вся наша конвейерная система полетит к черту, если по-прежнему мы по полмесяца будем сидеть без деталей. А такой склад — это банк-накопитель. Мы не начнем работу, пока на складе не создадим месячный запас всех деталей и узлов. Перед началом работы мастер снимает трубку и называет кладовщику номера рабочих мест и шифры деталей. Тот нажимает нужные кнопки, и из ячеек детали попадают на самоходную тележку, а та, согласно заданной программе, развозит их по местам.
— Чудеса! — восторженно воскликнул Роман. — И уже все классы станков обеспечены?
— Нет, мы начинаем с «родимых», то есть с тех станков, что собирали здесь раньше. А затем постепенно будем вводить остальные, из других сборочных цехов, а те ликвидируем.
— А рабочих куда?
— Большая часть придет сюда, на конвейеры, ну, а любителей легкой наживы уговаривать не будем.
— Так, значит, завтра можно писать репортаж?
— Давай, пресса! — хлопнул его по плечу Петр. — Я вообще прошу меня поддерживать на первых порах. Честно скажу, мандражирую...
Василий Федорович уже давно начал исподволь знакомить молодого журналиста с материалами по истории завода. Старик, зная об историческом образовании Бессонова, мечтал написать когда-нибудь вместе с ним хорошую книгу о родном заводе.
Копаясь вечерами в этих материалах, Роман обнаружил однажды пожелтевшую фотографию, на обороте которой каллиграфическим почерком Демьянова было помечено: «Секретари цеховых парторганизаций тридцатых годов». Дальше шел поименный список.
Некоторые фамилии ему были знакомы. А вот одна показалась необычной.
— Коларов?
— Да, — кивнул Василий Федорович. — Именно Коларов, болгарин. У меня в досье, кажется, есть на него краткая справка.