— Прекрати! — не поворачиваясь к жене, ровным голосом сказал Андрей.
Валентина неожиданно коротко и зло взревела:
— Вот, смотри, Ромочка! Всю жизнь с ним мучаюсь, Может, у вас с Ладой по-другому будет.
Андрей, уже не сдерживаясь, выругался, отшвырнул щелчком сжеванную папиросу и направился к двери.
— Куда? — попыталась задержать его у двери Валентина. — Не пущу!
— Не волнуйся, — процедил Андрей. — Домой. Веселиться настроения нет.
Он выбежал на улицу. Валентина на секунду замешкалась, а потом ушла следом.
Вышедшая из комнаты Лада удивленно проводила ее глазами.
— Куда это она, будто с цепи сорвалась?
— За Андреем, домой.
Лада поскучнела.
— Видать, опять поругались.
— Похоже.
— Ну ладно, пойдем, — она взяла его под руку. — А то перед гостями неудобно.
Часа через два стали расходиться. Роман и Лада вышли провожать гостей. Неожиданно она предложила:
— Слушай, давай добежим до Андрея. Тут ведь недалеко. А то что-то у меня душа неспокойна.
— Ах ты, добрая моя душа! — нежно обнял ее за плени Роман. — Конечно, пойдем.
Им открыла Валентина, вся в слезах.
— Что, не помирились? — коротко спросила Лада.
Та даже не смогла ответить, только махнула в сторону кухни.
На кухне стоял верстак, за которым Андрей обычно занимается резьбой по дереву. Он и сейчас сидел за верстаком и с задумчивым видом тесал маленьким острым топориком какую-то заготовку, постепенно превращая ее в лучины.
— Ты чего делаешь? — удивленно спросила его Лада.
— Вот полюбуйтесь, люди добрые! — слезливо выкрикнула Валентина, выглядывая из-за плеча Романа.
— Уйди! — бросил Андрей.
— Семьдесят пять рублей на помойку! — опять выкрикнула Валентина.
— Какие семьдесят пять рублей? — не понял Роман.
— Ну да! — так же слезливо выкрикнула Валентина. — Это ведь он маску изничтожил. А уже покупатель есть...
— Уйди! — так же монотонно сказал Андрей.
— Лада, — решительно заявил Роман, — убери ее в комнату, а я поговорю. Тут надо разобраться.
Он подсел к верстаку, Андрей аккуратно смахнул последние стружки в стоявшую рядом корзину, потом встал и направился к холодильнику.
— Выпьем? — спросил он, доставая початую бутылку водки.
— Давай, — согласился Роман.
Андрей кивнул, вытащил из буфета две рюмки, поколебался и спросил:
— А Лада?
— Потом, — сказал Роман. — Давай излагай.
Они молча выпили, Андрей сморщился, понюхал кусочек хлеба и, наконец, начал:
— Все Колька Симаков, сволочь. Подкатывается тут однажды. Приносит маску шамана. Кто-то ему с Севера привез. «Можешь, — говорит, — такую сварганить?» Посмотрел я — хорошо сделано. Понравилось. «Что ж, — говорю, — могу, и даже лучше». — «Ну, сделай». Достал я липовую доску большую, вырезал. Да еще трубку этому шаману присобачил. Страшен, как смерть. Моя благоверная даже испугалась. «Убери, — говорит, — эту гадость». А Колька и скажи ей: «Эта гадость, между прочим, сейчас в страшной моде. За нее запросто семьдесят пять рублей дадут. Ты сколько ее делал?» «Дня три», — отвечаю. «Вот видишь, двадцать пять рублей за вечер. А за месяц семьсот пятьдесят рублей. Чуешь?»
Роман даже присвистнул.
— Побольше, чем министр получает!
— Вот, вот. Скажу честно, поддался я на это дело. Правда, Симакову говорю: нет у меня заготовок, да и покупателей где я искать буду? Отродясь торговлей не занимался. А Колька, змей, смеется. «Ты, — говорит, — главное, талант свой проявляй, об остальном не беспокойся». Как я теперь понимаю, у него тоже свой интерес имелся. Не меньше, видать, чем по сотне их загонял...
— По полторы, — раздался из комнаты всхлипывающий Валин голос.
Видно, что женщины внимательно слушали Андрееву исповедь.
— А ты почем знаешь? — недобро покосился в сторону комнаты Андрей.
— Сказывали...
— «Сказывали», — передразнил жену Андрей и снова взялся за бутылку. — Еще по одной?
Роман прикрыл ладонью рюмку:
— Потом. Давай рассказывай.
Андрей вздохнул.
— Потом так потом. Ну, короче, взялся я за это дело. Так наловчился, что за пару дней маску лепил. Штук десять сделал и чувствую: аж тошнит меня от этих шаманов. Думаю, нет, так дело не пойдет. Пора завязывать, иначе свихнешься. А тут эта...
Андрей опять покосился на дверь, ведущую в комнату, и оттуда послышались всхлипывания.
— Вот, слышишь? Деньги бабе в голову ударили. Она уже не мужа видит, а одни двадцатипятирублевки.
— Что ты мелешь? — запричитала Валентина. — И не думала вовсе...