— Ну?
— Да еще директору небось помогал готовить статью в областную газету о том, какая замечательная штука — реконструкция.
— Сам он писал.
— Ладно, замнем для ясности.
— Так чем твоя светлость недовольна? Такое вам «паблисити» сделали, а вы ворчите. Избаловали вас...
— Вот, вот. После этого «паблисити» сиди хоть по уши в дерьме и не пикай.
— Не понял.
— А ты зайди к нам и все поймешь...
Крутов встретил Бессонова в дверях своего кабинета. Невысокий, широкоплечий, в синем халате, он смотрел на корреспондента набычившись. На столе затрещал телефонный аппарат. Крутов покосился на него, потом махнул рукой и сказал:
— Пошли на конвейер.
Спустились по антресолям в огромный зал. Роман замер на мгновение, окидывая взглядом конвейерную линию, на которой в строгом равнении располагались собираемые станки. У каждого — два-три суетящихся сборщика.
— Красота! — не удержался Бессонов.
— Вот именно! — фыркнул Петр. — На таком оборудовании и станки должны собираться самые лучшие, так?
— Естественно.
— Вот теперь давай посмотрим, что приходится собирать...
Они прошли к началу конвейера. Здесь уже были Андрей Крутов, Холодковский, Сумароков, еще какие-то люди, обступившие станок, показавшийся весьма неуклюжим даже такому профану в технике, как Роман.
— Это что за бабушкин комод? — спросил он.
Андрей, повернувшись к нему, рассмеялся:
— Точно подмечено. Именно «бабушкин комод». Детище нашего отдела главного конструктора.
— Ну что вы хотите, — вступился за своих конструкторов Сумароков, — этот станок давно проектировался. Узко специального назначения, поэтому производится крайне редко. А сейчас понадобился срочно, причем всего три штуки.
— Слышали мы это, — резко сказал Петр Крутов. — И считаем, что нас никак не оправдывает такое объяснение.
— Вот, Роман, посмотри, — потянул Бессонова за рукав Андрей Крутов, указывая на металлическую штангу, расположенную на некотором расстоянии от станины. — Угадай, для чего эта штуковина?
— На вешалку похоже, — глубокомысленно заметил Роман.
Теперь расхохотались все.
— Ну вас, — обиделся Роман. — Разыгрываете.
— Да нет, ты почти угадал, — вытирал слезы от смеха Андрей. — На эту штангу будет крепиться кнопка для включения станка. Вместо того чтобы разместить кнопку непосредственно на корпусе, вот спроектировали такую дуру. На нее металла больше пуда пошло...
— Ну и ликвидируйте эту «дуру», как ты говоришь! — сказал Роман.
— Думаешь, так просто? — усмехнулся Петр. — Холодковский и Андрей сразу подали рационализаторское предложение. Так отказали. Обиделись, видите ли. Пытаются соблюсти честь мундира. А не думают, что пачкают мундир всего завода. Напишешь?
— Обязательно, — твердо сказал Роман. — Фельетон так и назовем: «Бабушкин комод»...
После публикации позвонил Петр Крутов, поблагодарил:
— Звонил мне главный конструктор. Сменил гнев на милость. Убирает он эту штангу.
Однако последствия публикации фельетона на этом не кончились. Через несколько дней Романа пригласил к себе Разумов. В кабинете секретаря парткома сидел директор. Обычно улыбчиво встречавший корреспондента, на этот раз Борис Алексеевич смотрел холодно-отчужденно.
— «Бабушкин комод», твою мать, — процедил он.
Бессонов даже рот открыл от удивления.
— Не понимаю.
— Конечно, — саркастически хмыкнул Угаров, — писать — это мы все понимаем. А как расхлебывать...
— Чего расхлебывать? — еще больше удивился Бессонов. — Мне из цеха звонили, положение поправлено...
— Ты садись, Роман, — спокойным голосом сказал Разумов.
Роман сел, встревоженно поглядывая на продолжавшего возмущаться директора.
— Да объясните мне, что произошло.
— «Что произошло», — передразнил его Угаров. — Ангел во плоти. Ну хоть бы со мной или вот с ним посоветовался. Ведь из-за твоей заметки весь коллектив премии по новой технике лишили.
— Как это?
— А вот так, — Борис Алексеевич поморщился. — Ты думаешь, нашу газету только на заводе читают? В министерстве, знаешь, как смотрят? Вот сегодня позвонил заместитель министра и минут сорок нотацию читал. «Как же, передовое предприятие, а комоды какие-то выпускаете. Хорошо, — говорит, — что журналисты молодцы, смело вскрывают недостатки».
И Борис Алексеевич снова поморщился, вспоминая неприятный разговор.
— Разве я что-нибудь исказил? — перешел в наступление Роман, не терпящий повышенного тона. — Думаю, что все в фельетоне написано правильно.