Действительно, Ромке не раз приходилось выколачивать деньги для страждующих из его группы именно у Василия.
Говорил Василий всегда многозначительно, но абсолютно непонятно, сдабривая свое косноязычие хитрым подмигиванием и повторяя через два слова — «Понял, нет?»
— Василий, деньги нужны. Вот постановление профбюро, — говорил обычно ему Ромка.
— Конкретная обстановка, — подмигнув ему, отвечал казначей, — понял, нет, выражается наличием отсутствия.
Снова следовало хитрое подмигивание, и Василий погружался в какие-то счета.
— Так даешь? — с отчаянием вновь спрашивал Ромка. — Ведь человек стипендию потерял.
— Я же сказал, — с раздражением отвечал Василий. — Сальдо не в нашу пользу, понял, нет?
— Слушай, переведи, — умоляюще обращался Ромка к председателю, сидевшему напротив.
— Чего переводить? — угрюмо отвечал тот. — Денег в кассе нет ни копейки.
— А что же делать?
Василий поднимал глаза к потолку.
— Финансовая олигархия, понял, нет, иногда позволяет благотворительность.
— К директору обратись, — так же угрюмо переводил председатель. — Может, из своего фонда даст.
Стас, зауважавший Василия после памятного собрания, обрадовался Ромкину предложению:
— Конечно, надо с ним поговорить. Как это раньше не догадались?
Вечером они подошли к казначею.
— Слушай, Вась, посоветуй: может, куда написать, чтобы нам расценки повысили?
Василий покачал головой:
— Бесполезно. Пожалуй, надо поговорить с Кузьмичом, он должен нас понять, мужик вроде стоящий.
Он вернулся через час. Слегка сбиваясь и погружаясь в бездну туманных слов, принялся рассказывать.
Во-первых, Кузьмич мужик действительно стоящий. Долгое время он работал комбайнером, но однажды, когда чистил ножи, его помощник случайно нажал на рычаг. Так он потерял руку. Теперь работает учетчиком. Хотя ребят ему жалко, но на сделку с совестью никогда не пойдет. Выполнение норм завышать не будет.
Однако отчаиваться не надо, через неделю уборка сена, которая действительно по расценкам невыгодная работа, кончится. Пойдет зерно. Будут работать на погрузке машин и на току. Тогда, если постараться, можно заработать и по десятке в день.
— Ну, спасибо тебе, Васенька, — прочувственно сказал Ромка, а Стас торжественно пожал ему руку.
— Чего уж там, — благосклонно ответил тот.
К завтраку на «газике» приехал командир отряда — Андрей. Смотрел он хмуро.
— Собирай орлов, — отрывисто сказал Стасу Андрей. — Поговорим накоротке.
— Товарищи, — начал он, когда все собрались вокруг машины. — Прошедшая неделя показала, что далеко не все члены отряда оказались готовы к напряженным трудовым будням. Более того, есть случаи моральных срывов.
Андрей пронзительным взглядом окинул бригаду. Все поежились, хотя и никаких аморальных проступков не совершали.
— Должен вас проинформировать, — продолжал Андрей, — что штаб принял решение отослать обратно в Москву одного молодого человека из первой бригады за антиобщественное поведение. И так будет с каждым кто...
— Что он сделал-то? — недоуменно спросил Ромка.
Стоявший рядом водитель «газика», веснушчатый парень с длинными белыми ресницами, негромко ответил:
— В клубе на центральной усадьбе с местными парнями сцепился...
— Счастливчики, — завистливо вздохнул Евгений, — у них там клуб.
— Конечно, — насмешливо заметил Стас, — есть, где морду набить.
— Товарищ Андрей, можно вопрос? — пропищала Натэллочка, бросив на него кокетливый взгляд.
— Я еще не кончил, — недовольно сказал оратор, — впрочем, давай, тем более надо побыстрей...
— Вы говорите, что за плохое поведение в Москву отсылаете, так? А вот наш управляющий сказал, что если мы плохо будем работать, нас в Москву не пустят. Так кому верить?
— Тут, товарищи, произошло недоразумение, — бросив выразительный взгляд на побагровевшего управляющего сказал Андрей. — Ну, и, кстати, насчет работы. Мы проехали за два дня все бригады. Должен вам прямо заявить, что хуже вас никто не работает. Это же надо! Комсомольцы, вместо того чтобы показывать образцы ударного труда, даже нормы не выполняют.
— Во, артист! — негромко сказал водитель.
— Кто? — так же негромко переспросил Ромка.
— Да вот он же, — показал глазами на Андрея водитель. — Час назад он то же самое говорил во второй бригаде. Что они самые отстающие. А теперь вы.
— Руководящая тактика. «Дивиде ет импера».
— Чего-чего?